Русская фантастика 2012

— Вот вы все туда идете и идете. Если бы ты только знал, ваша милость, сколько я туда людей перетаскал! Но ни один из них мне честно не ответил, что ему там надо. Вот как! Я их туда несу, а они все молчат. Ну да что мне их молчание, я же уже говорил, ваша милость, что мой отец туда ходил, долго искал, но ничего не нашел. Совсем ничего! Там только один лес, ваша милость, и все. А вы все думаете, что будто там рай. А ничего там нет!

Вот что я ему тогда наговорил. А говорить мне было тяжело, я же по-прежнему очень глубоко проваливался в грязь, уже даже почти по грудь. Но я все равно не замолчал, пока не высказал ему всего, что хотел.

А пан на это только хмыкнул и ответил:

— Га! Ну и что из того, что твой отец там ничего не видел? Значит, ему там ничего и не было нужно, вот ничего ему и не открылось. А другие там могут многое найти, потому что им есть что искать.

— А ты, ваша милость, — спросил я, — что ты хочешь там найти?

— А мне там ничего не надо, — очень сердито сказал он, — а мне нужен только ты! Это же сколько добрых людей, сколько знатного поважаного панства ты здесь перетопил, собака! Люди шли за счастьем, а ты их нещадно обманывал! Да ты…

И тут он опять стал на меня лаяться, уже совсем последними словами, и я уже ясно понял, к чему это он клонит: он сейчас достанет пистолет и приставит его мне к затылку, потому что саблей здесь не размашешься, ну да пистолет я у него перехвачу, успею!

Но только я не угадал. Потому что он вдруг схватил нож и изо всех сил резанул меня по горлу! От уха до уха! Кровь из меня так и хлынула! Во все стороны! Я закачался и упал в болото. И его за собой потащил! Кровь из меня хлестала просто страшно, но я его не отпускал, хоть он и барахтался как только мог. Но я крепко держал его одной рукой, а второй держал себя за горло и пытался закрыть рану. Только куда ее было закрыть, она же была просто огромная, и было просто удивительно, как моя голова вообще с плеч не слетела. На чем она тогда держалась, непонятно. Но мне, честно признаюсь, тогда было не до головы, а я крепко, как мог, держал пана и не давал ему вырваться. А он рвался просто яростно! И он, наверное, еще кричал! Ну да в дрыгве не очень покричишь, он вскоре захлебнулся и перестал кричать, а уже только дергался. Потом он перестал и дергаться. Но я еще немного полежал с ним рядом и подержался за него, подушил его как следует и только после того, как совсем убедился, что он уже неживой, отпустил его, взялся обеими руками за свое перерезанное горло, сжал рану как можно сильнее и встал на колени, а после и совсем поднялся, то есть вылез из болота наверх, на вольный воздух.

Только какой тогда мне был воздух! Я же дышать еще не мог. Я просто стоял и ждал, когда моя рана хоть немного зарубцуется и я смогу дышать. А кровь все сочилась и сочилась между пальцами. Тогда я время от времени отнимал от раны то одну, то другую руку и опускал ее, зачерпывал воды и грязи и промывал этим рану. А потом, когда рана немного закрылась, я развернулся и пошел обратно. Очень тяжело было идти! Ну да что мне еще было делать? Не оставаться же в дрыгве вместе с тем паном. И так я шел, шел и вышел обратно, на свой берег.

На своем берегу я остановился и как мог смыл с себя грязь, потому что не приходить же домой в таком страшном виде. А что касается раны, то я подумал, что жена ее не испугается, потому что она и не такие на мне видела.

Так оно и было: когда я вошел в хату, жена только глянула на меня и сразу сказала, что она так и думала, что тот наш утренний пан был недобрый человек.

— Да и сколько их еще таких земля носит! — тут же прибавила она и сердито покачала головой.

Я ничего на это не прибавил, а только подумал, что и в самом деле у меня все тело в шрамах, и на горле уже тоже был один, а теперь станет два. Я сел рядом с женой на табурет возле лежанки. Мне было очень гадко, не шли у меня из головы те панские слова, когда он говорил, будто я всех, кто ко мне приходит, нещадно убиваю, а после граблю. А вот и не всех, подумал я, брехня это, а это, наоборот, они убить меня хотят, а я только отбиваюсь. А кто на меня не кидается, тех я благополучно переношу на ту сторону — и больше никогда их не вижу. Почему?

Но только я так подумал, как моя жена взялась за мою руку, крепко сжала ее и сказала:

— Не горюй. Чего только в жизни не бывает. Да и денег ты заработал сегодня немало — целых сто пятьдесят.

— Сто пятьдесят чего? — спросил я.

— Вот этих новых денег, — сказала она, сунула руку под подушку и проверила, на месте ли они. Потом прибавила: — Конечно, вид у этих денег очень необычный. Нам, старикам, это не нравится, мы этого не понимаем. А молодежь понимает! Эх, скорей бы вернулся наш сыночек! Не нужно ему больше выслуживаться, мы же ему вон сколько денег накопили. Может, их даже ему уже хватит, чтобы купить деревню и стать настоящим паном. Хоть бы один из нас в люди выбился! Сколько лет мы выбиваемся, а так никуда не выбились, ведь правда же?