Русская фантастика 2012

— Сваливать надо, — со значением сказал нам Борзов. Лейтенант служил в части четвертый год и знал о службе все. Сейчас он чесал шелушащийся нос, зыркал на нас заплывшими жиром глазками и убеждал: — Не наша это война. Усекли, ушлепки? Пущай с ней единоросы воюют, блин!

Никто из нас не возражал. Те, кто попытался, — вон они, в пруду задницей кверху плавают. А остальные разбежались еще раньше.

— Я ухожу в леса. И вам советую, на хрен, — резюмировал Борзов. Отступил на шаг от нас. Пистолет в его руке чуть дрожал, рыская стволом по нашим лицам. Лейтенант нервно улыбался, щурился и постоянно, словно ящерица, высовывал язык.

Втиснувшись в камуфлированный «уазик», он еще раз посмотрел на нас, открыл окошко и бросил на дорогу связку ключей.

— От оружейки, блин. Живите, на хрен.

Двигатель взревел, и машина, постреливая глушителем, умчалась по бетонным плитам в сторону КПП, а мы переглянулись. Хоть что-то хорошее Борзов для нас сделал.

Командование над нами взял сержант Бурзуг, и он же решил пробираться на восток, к Петрозаводску.

Три дня мы ползали по душным карельским болотам, шарахаясь от каждой тени. Мы — это сорок три человека и Бурзуг. Все, кто не сбежал сразу после того, как началось вторжение. Наша часть быстро растаяла после того, как прервалась связь с соседними частями и навечно умолк телевизор в комнате отдыха. Последнее, что успели показать в прямом включении, это мечущиеся по площади люди и спускающиеся с неба черные волосатые шары, метра два в диаметре. Прозрачные нити пришельцев мельтешили в воздухе, как щупальца сумасшедшего осьминога, шарили по мостовой, по стенам, и если находили человека, то несчастный вдруг переставал паниковать. Переставал орать. Замирал куклой, опускал голову и покорно стоял, связанный с темным пузырем.

Шаров было много, а щупалец еще больше.

Бурзуг говорил, что мы должны соединиться с другими войсками. Но о том, что от нашей части почти ничего не осталось, он старался не вспоминать. Да и всем остальным такие мысли в голову лезли со скрипом, с болью. Мы же армия. На кого еще надеяться теперь, если не на нас? Мне лично было очень стыдно за товарищей. Но мне всегда говорили, что я странный. Когда я в девятнадцать лет пришел в военкомат, забывший про меня, и попросился в армию, то лысый подполковник, не помню фамилии, первым делом отправил меня к психиатру и только потом сюда, в глухие карельские леса.

Однако сейчас стыдно было не только мне. Многие наши ворчали на разбежавшихся товарищей, а кое-кто даже жалел, что ключи от оружейки так поздно дали. Можно было бы и пальнуть пару раз в дезертиров. Но жуткая, аномальная, как принято говорить, жара вытопила из нас лишние размышления.

Тридцатка на термометре, не меньше. В тени.

Техники у нас не осталось. Соляру давно распродал подполковник, за что и схлопотал первую пулю от Борзова, а последняя машина на ходу увезла лейтенанта в неведомые дали.

Мы нашли ее на второй день, у болот. «Уазик» уткнулся разбитой мордой в валун, нависающий над молодой порослью березок, водительская дверь была распахнута настежь. На полу, под пассажирским сиденьем остался лежать «АКСУ» лейтенанта. Самого Борзова мы так и не нашли. Бросив «уазик», он, судя по следам на песке, дальше отправился пешком. Скорее всего, его поймали шары.

Выбравшийся из леса Бурзуг проверил убитую машину и сокрушенно махнул рукой. Мертвее мертвого. Потом мы еще несколько раз встречали брошенные на дороге автомобили. Черный «Форд» прапорщика Цыганова, красный «Матис» Любы… Весь личный автопарк части рассыпался по карельским трассам, и никого из пассажиров поблизости не оказалось. Потому и идея использовать брошенные тачки популярностью не пользовалась.

Связи у нас не было. На всех частотах звенела тишина, даже помехи с них исчезли. Про мобильные и речи не шло. Так что приходилось все делать вслепую. Идти, спать, ждать и надеяться.

На дорогах старались не светиться. Держались поодаль, наблюдали. Безлюдье в этих краях вещь привычная, а вот тишина карельских трасс, древнего места выгула груженых лесовозов, оказалась настоящим испытанием.

Проклятье, я душу был готов продать за грохот тяжелой машины со свежеворованными бревнами! Но ничто не нарушало зловещего безмолвия. Тот же лес, те же болота с голодными комарами, сопки, россыпи валунов и песчаные дороги. И то же небо. Синее, безумно яркое, летнее такое, почти как у меня дома. Первые пару дней я постоянно в него пялился, до замирания сердца боялся черных шаров, но бог миловал. С чужаками мы так и не встретились.

А потом были Матросы. Небольшой поселок на берегу реки Шуя. К нему выходить не стали, засели в лесу, метрах в трехстах от берега, и Бурзуг отправил на разведку троих бойцов: снайпера Ганеева, Мотилина и меня. Когда он назвал мою фамилию, то я испытал целую гамму чувств — от сводящего зубы страха до искреннего любопытства, что ждет нас за речкой. Мир ведь серьезно изменился. Если уж даже сотовые не работают, то все, приплыли.