Русская фантастика 2013_[сборник]

Пленного взяли под Ново-Дмитровской, после жаркого боя, в котором полегла едва не четверть полка. Взяли — громко сказано, мальчишка отстал от своих, брел и крутил головой на тонкой цыплячьей шее. Он даже застрелиться не сообразил, обычно офицерье живым в руки не давалось. Мальчишку сгребли, связали руки за спиной и, подталкивая штыком для бодрости, погнали в станицу, в штаб.

— Это кто у нас такой? — поинтересовался Семка-ротный. — Витюха, ты допроси его по-грамотному.

Пленный же вытаращился на Витьку, будто у того рога выросли.

— Штабе… Откуда вы здесь?..

— Какой я тебе штабе, выродок ты белогвардейский? — спокойно, почти ласково спросил Витька.

— Штабс-капитан Сулеев, — как само собой разумеющееся ответил парнишка.

На допросе он ничего толкового не сказал, и Семка под конец бросил брезгливо:

— Даже стрелять жалко.

— А белая сволочь нашего брата жалеет?! — вскинулся Витька и в ответ на молчание ротного продолжил: — Не жалеет. И нам нечего. Под корень их всех. Галактионов! Васин!

На пороге штабной избы выросли фигуры бойцов.

— В расход!

— Витюха, ты мне вот что скажи… — задумчиво проговорил Семка Михеев, когда пленного вытолкали за дверь. — Как атака была, видал я у белых одного офицера. В упор видал — вот как тебя сейчас. На саблях с ним схлестнулись, а потом развело нас. Так вот — вылитый ты с лица. А теперь этот фамилию твою назвал. Откуда ему знать ее?

Витька сел за стол, уложил подбородок на кулаки и глянул на Семку хмуро.

— Брат у меня был. Похожий один в один, близнец.

— Почему был? Убили?

— Долгая история, — Витька крякнул, сплюнул на неметеный дощатый пол. — Мы с детства неразлей-вода были. Куда он, туда и я. Нас и назвали похоже. Меня — Виктором, его — Виталием.

Витька замолчал, уперся взглядом в столешницу.

— И чего? — помог ротный.

— В германскую дело было, в начале еще. Отступали мы сильно, на флангах уже немчура, окружением дело пахло. И вот оставил полковник наш взвод — прикрывать. До вечера продержаться приказал. Выкосило всех, вдвоем мы с Виталькой остались. Но продержались, как велено было — до вечера за пулеметом. А как вернулись, полковник целовал обоих. Герои, дескать. Орден, мол, каждому, и офицерский чин.

— Ну а дальше, дальше чего?

— А дальше и орден был, Святой Анны, и бумага на офицерство пришла. Да вот какое дело — одному только. Может, в штабах попутали, может, еще что. Вот тут пути наши и разошлись.

— Как же так? — ахнул ротный.

— Да так. Тиф меня свалил тогда. Не помню ни черта, как было. С тех пор один раз его только и видал, в Петрограде, юнкерами он, гнида, командовал. Столкнулись, можно сказать, лицом к лицу, на Суворовском. Шмальнул в меня братишка мой, вражина белогвардейская. В упор из трехлинейки шмальнул, так-то вот.

Скачка бешеная была, горячая, в лоб добровольческому конному эскадрону несла она за собой Витьку. Он чувствовал, что почти летит, орал на скаку. Не долетел — грудью нарвался на пулю. Запрокинулся, завалился с коня, головой грянулся оземь. И мир померк.

* * *

Над головой было бело, и стоял вокруг монотонный полушум-полушепот. Виталий хотел заговорить, спросить все, но из пересохшего рта высыпалось только:

— Где?..

На лоб легла прохладная рука.

— Тише, голубчик. Вы в госпитале. Это станица Петровская.

В госпитале. Значит, ранен. Наплыло откуда-то воспоминание: он ползет, стискивая зубы, чтобы не кричать. Ползет, падает лицом в жирный кубанский чернозем, и тот одуряюще пахнет весной, парной землей… Долго, бесконечно долго это было, а сколько времени на самом деле прошло — неизвестно.

Затормошили, защипало в груди, дали проглотить что-то горькое, и снова навалился вязкий сон. В следующий раз Виталий, очнулся более основательно и начал оглядываться. Выбеленные стены, ширмы, койки, и на соседней — поручик Елагин, еще более тощий, но блеска в глазах не утративший.

— С возвращением, штабе, — ухмыльнулся Елагин и на непонимающий взгляд Виталия добавил: — К живым.

— Спасибо. А вы какими судьбами сюда?

— Обычными. Поймал пулю, загремел в лазарет, потом, как водится, в госпиталь, — махнул рукой Елагин. — Ну а вы, штабе, где вас носило?

— В каком смысле «носило»? — удивился Виталий.

— Вы исчезли под Ольгинской. Ротмистр Полянский своими глазами видел, как вы падали с коня. А потом три недели вас не было. Ни в полку, ни в полковом лазарете вас не видели.

Три недели?.. Виталий судорожно пытался вспомнить. Ничего. Кроме того, что полз куда-то недавно, раненный, ни воспоминания, ни даже обрывка — пусто было. Виталий покачал головой.

— Рад бы вам ответить, поручик. Только я сам ничего не помню… Должно быть, казаки подобрали. В беспамятстве.

Менялись дни, менялись перевязки, лица сестер милосердия в косынках под подбородок стали знакомы до родственности и руки узнаваемы по прикосновению.

Елагин отчего-то взял манеру внимательно разглядывать сослуживца, когда думал, что тот не видит. Как-то раз Виталий не утерпел.

— Поручик, я ведь не барышня неглиже. Что вы меня рассматриваете?

Елагин замялся.

— Понимаете, штабе, в последнем бою мне примстилось кое-что странное…

Виталий поднял бровь, и Елагин продолжил: