Некоторое время мы возились с узлами. Я уступил свое место Орузоси, а сам встал последним, за Кервином. Наша группа двинулась дальше. Следующие полчаса мы провели в монотонном движении вперед. Мы оказались на развилке, где железный хребет монорельса распадался на два. Поворот был пологим, и мы, когда ехали в капсуле, попросту не заметили его. Но теперь мы не могли определить, в какую сторону нам надо возвращаться. Как это часто бывает, мои соратники утратили под землей чувство направления и яростно заспорили. Кервину и мне казалось, что надо идти направо, а Орузоси был уверен, что мы появились слева. Анша поддержала его. Я думал, что осмотр монорельса поможет нам выбрать правильный путь — какой-то веткой наверняка пользовались чаще, — но шпалы оказались примерно на одной степени износа в обоих направлениях. Если бы мы ошиблись в выборе пути, то это была бы последняя наша ошибка. Подземные Приюты находятся на расстоянии сотен километров друг от друга. И дойти до дальнего, не того, из которого мы приехали, у нас просто не хватило бы припасов. В конце концов победило мнение командира, и мы двинулись по левой ветке. После перепалки наступило время угрюмого молчания. В этом туннеле было шумно. Где-то совсем рядом, видимо, находился подземный водопад или очень быстрая речка, и она грохотала вовсю. Если бы нам захотелось поговорить, пришлось бы напрягать голос. Я думал о том, что тараканам не составит никакого труда подкрасться к нам незамеченными, и сжимал в руках пиэрсу. По моим прикидкам, давно уже было пора сделать привал.
Впереди стал заметен слабый источник света. Это здорово взбодрило нас. Наш отряд стал двигаться быстрее. Когда мы приблизились, оказалось, что источником света была кабина лифта. Мне казалось, что кабина сияет, словно волшебная шкатулка — хотя, конечно, это был обычный тусклый свет стандартной лампочки. Я испытал большое облегчение, да и остальные тоже. Если бы кабину удалось стронуть с места, мы бы добрались домой гораздо быстрее. Сейчас ее обшарпанные двери казались уже чуть ли не калиткой у собственного дома.
— Недалеко же она уехала, — заметил Кервин, щурясь на свет.
— Попробуем воспользоваться ею, — сказал Орузоси и первым зашел внутрь.
Он набрал комбинацию кнопок на панели. Двери закрылись за Аншой, которая зашла последней, и мы тронулись. Кабина скрипела и скрежетала так, что ушам было больно. Ехать явно было еще долго, и я от скуки разглядывал стенки. Кервин сел на пол и решил перекусить. Я опустился рядом с ним на корточки. Какая-то мысль смутно шевельнулась во мне. Я присмотрелся повнимательнее.
— Это не та кабина! — крикнул я в ухо Анше (она тоже устроилась рядом со мной).
Она наморщилась:
— Что?
— Не та кабина! Мы приехали сюда в другой!
Анша обвела ее взглядом и заметила то, что уже
Увидел я. Панель управления была цела. А ведь в той кабине, что привезла нас, ее разбил таракан, успевший прорваться внутрь. Когда мы выходили, Орузоси снял одну из стенных панелей, а в стенках этой кабины не было дыр. Да и покрашена она была вроде в какой-то другой цвет, но в этом я уверен не был. Кабина начала тормозить. Я хотел встать — если и в этом Приюте нас ждут тараканы, то следовало встретить их во всеоружии. Но не успел. Двери открылись.
Мы оказались в зале странной архитектуры. На стенах мелькнули фрески, выдержанные в фиолетово-зеленых тонах, и непонятные жутковатые статуи в нишах. В зале были люди… или все же нет? На них были балахоны непонятной формы, скрывающие очертания тел. Сначала я подумал, что на лицах у них хоботы, но потом понял, что это были противогазы. Латунно-желтые, они блестели, словно кость.
Пока я ошалело оглядывался, Анша вскочила и ударила Орузоси кулаком в лицо. Скорость ее реакции всегда превышала мою. Из носа Катимаро хлынула кровь.
— Кервин, жми на кнопки! — рявкнул я и, вставая, что было сил боднул Катимаро под дых.
Но было уже поздно. Я услышал непривычную мелодию, сладкую и словно бы удушливую, наплывавшую со стороны безмолвных фигур с хоботами. Руки и ноги стали как ватные, голова закружилась. Кервин уже спал, откинув голову назад; недоеденный бутерброд он держал в руке. Я увидел злую улыбку Катимаро, а затем на меня обрушилась невыносимая боль — он ударил меня ногой в живот.
Сквозь прутья массивной решетки была видна залитая солнцем круглая площадь, сейчас пустая, кусочек насыщенно-сиреневого неба и уродливые постройки напротив. Живот у меня все еще побаливал, хотя тошнить уже перестало. Анша переживала, что у меня разорван желудок или кишечник, потому что поначалу меня рвало кровью, но вроде все обошлось.
— Ты уже отключился, а он все бил тебя и бил, — рассказала она мне. — Они его оттащили сами, когда поняли, что он убьет тебя.