Русская фантастика 2014

Я понял, что этот пыльный мир съедает меня. Я метался по узким улочкам похожего на соты города, словно зверь в клетке, убивая и калеча ни в чем не повинных дикарей. Нужно было покинуть планету, и как можно скорее. Там, среди звезд, я бы вернулся на путь Чистоты и снова обрел себя. Но я был все еще связан клятвой, данной братьям — сэру Роланду и сэру Эрику, которые жили в отшельничестве на вершине рукотворной горы.

Почему же Господь до сих пор их не простил?

В один из дней ледяной зимы я поднялся на борт корабля-храма, оживил око увеличения и навел его на вершину идола, возводимого самоотверженными дикарями. То, что мне довелось увидеть, убило всякое желание следовать клятве. Сэр Роланд и сэр Эрик жили во грехе, куда более страшном и гнусном, чем мы, разделяющие ложе с дикарками и обагрившие руки в крови.

Тогда я усомнился: действительно ли свят юродивый, из-за которого мы остались на планете? Совершил ли чудо Господь? Или же то были козни его извечного соперника?

Первым моим порывом было найти калеку и вновь подвергнуть его испытанию Карающим Пламенем. Но, поразмыслив, я оставил этот замысел. Мне не хотелось бросать вызов сверхъестественным силам, какую бы природу они не имели.

Я поднял корабль-храм в небеса и покинул планету, отобравшую у меня треть жизни.

Затем я вернулся в Чистоту. Сражался с варварами Иерихона и мутантами Земли Кеми, посвятив ратному делу последнюю часть жизни. Теперь я — на смертном одре, и единственное существо, способное меня выслушать — это раб из Скверны.

Да, когда-то Скверна воскресила из праха людей, теперь люди воскресили Скверну, потому что нам были нужны рабы, много рабов: сильных, ловких, умных. Людей слишком мало, а космос — безграничен. Чем больше планет оказывается под властью Чистоты, тем меньше Господа остается в наших душах. Настанет день, и крут замкнется. Проклятая Скверна снова поглотит нас. И, клянусь Небесами, я рад, что не доживу до этого скорбного часа.

Раб, ты выслушал мою историю. Скажи, как на духу, — ты ненавидишь меня?

Проклятая лживая Скверна! Твой господин умирает, как смеешь врать? Ненависть к хозяину — это чувство, обыденное для каждого раба. И ты наверняка так привык к нему, что перестал замечать.

Любишь меня? Лжец…

Почему светятся красным твои глаза?

Как те два Солнца планеты-чистилища, куда предстоит вернуться мне после смерти.

5

Они вышли из складки пространства-времени.

Окутанные то ли жидкостью, то ли газом, долго не могли определиться с формой, пока, наконец, на пыльном и каменистом плато не появились двое мужчин одинакового роста и облика, с белыми гладкими волосами до плеч. Оба в длинных, ниспадающих до земли одеждах цвета маренго.

— Взгляни, отец: сикиморы, — сказал Первый.

— Чему удивляться, сын? — отозвался Второй. — Обыкновенные сикиморы… Сорняки, в изобилии произрастающие в смысловых ущельях.

— Мне известно, — продолжал Первый, — что сикиморы — это все, что осталось от предыдущего Спазма.

— Если не считать реликтовую темную материю…

Они замолчали, глядя равнодушными прозрачными глазами на окружающее пространство.

Их взору предстал каменный город с осыпающимися стенами. Среди полуразрушенных сот гулял ледяной ветер. Над городом и всей местностью господствовала башня — многоступенчатое сооружение, опоясанное деревянными настилами, словно дряхлый неопрятный змей обвивал гору.

— Столпотворение, — констатировал Первый.

— И построим мы город и башню, высотою до небес, — неспешно проговорил Второй, — и сделаем себе имя…

В его словах, произнесенных безразличным голосом, проскользнула ироническая нотка.

— Они еще не закончили, — заметил Первый.

На вершине башни кипела работа. Трудолюбивые люди-муравьи волокли туда кирпичи и раствор. Примитивные лебедки передавали с помоста на помост тяжелые блоки. В воздухе висела каменная пыль. Слышалось нестройное пение каменщиков, ругань надсмотрщиков и скрип деревянных конструкций.

Не касаясь босыми ступнями грязи, пришельцы подошли к древнему, полузасыпанному колодцу. Возле колодца, прячась в тени призрачной сикиморы, сидел нищий калека.

— Подай, господин! — проныл попрошайка, протягивая глиняную миску с отбитым краем.

— Он нас видит, отец? — спросил Первый.

— Разумеется, сын. Ведь это же Старый Хо, который сидит у безводного колодца с начала времен.

Второй взмахнул рукой, в которой ничего не было, и в миску калеки упал золотой брусок. Старик охнул* выронил миску и затряс ушибленной рукой. Потом опомнился, подхватил неслыханно щедрое подаяние и сунул за щеку.

— На это золото старик мог бы купить дом, вола и жену, — прокомментировал Первый.

— Да, — отозвался Второй, — но он сунется с ним в притон, где попытается купить вино и шлюху. В конце концов слиток у него отнимут, а самого изобьют и выбросят на улицу.

— Так может, не стоило давать ему золота, отец?

— Ты прав, сын!

Второй небрежным жестом превратил свое подаяние в ничто. Нищий испуганно схватился за грязную щеку, будто у него вдруг заболел зуб. Со скорбью посмотрел единственным глазом на господина, сыгравшего с ним столь злую шутку. Хоботок его обиженно задрожал.