Русская фантастика 2014

— Между деревьями… Нет, я определённо не в себе. Войцех, когда бредил, лопотал про какое-то логово зла… Чушь. Просто солнечная горячка! Кровь приливает к мозгу, жар и болтовня неудержимая. И никто тебе не верит! Особенно если ты видишь не то, что есть, а больше, страшно больше… синее, словно туман под луной. Даже кабан становится понятен, и глаза у него ясные, прозрачные. Кабан сегодня, и кабан завтра. Он жареный, визжит, копьё у него в боку… Живая кровь.

Кир беспокойно пригляделся к нему.

— Знаешь, тебе и вправду следует сходить к Генриху. Обязательно. Не смей перечить, Котельников!.. Я провожу.

В госпитальной палатке долговязый и неторопливый Генрих Ремер покуривал трубку с длинным мундштуком. Рядом разведчик Бульон — окатистый, подвижный, смуглый, — смаковал обслюнявленную сигарету. Итальянец и немец из саратовской Сарепты беседовали по-французски, так как Бульон не мог понять реликтовый саксонский диалект XVIII века.

— Похоже, мсье Ремер, дело движется к тому, что вам пора сворачивать хозяйство и грузить в обоз.

— Надеюсь, вы исходите из достоверных фактов?

— Более чем. — Бульон красиво выдохнул вонючий дым. — Если сегодня в рейдах никого не припороли, как свинью к празднику, то лишь потому, что Обак выжидает. Одному дьяволу известно, в какой час он двинется на нас. Душой клянусь — вокруг лагеря шастает самое меньшее пять-шесть его следопытов.

— Не клянитесь душой, друг мой; это грех.

— В полку Лафора всё не так, как в церкви! Кто сюда записался, тот не рискует в рай попасть. Разве что по особому соизволению Господнему. Вот вы анабаптист, а пошли служить, хоть вам нельзя.

— Упрёк ваш справедлив. — Ремер хорошенько затянулся. — Согласно Martyrer-Psychologie[15], я должен был принять венец страданий и отправиться в тюремный замок или на расстрел за отказ повиноваться кайзеру. Но человек по природе своей слаб. В известном смысле должность у Лафора — это наказание. Однако брать в руки оружие я не намерен.

Измождённое лицо его с запавшими глазами напомнило Бульону образы мучеников. Сам Бульон, с сильными волосатыми руками, с бритой головой, с револьверами и широким ножом на поясе, всем своим видом демонстрировал решимость убивать.

— Я вас уважаю, мсье. Когда начнётся резня, попробую прикрыть ваш лазарет. Но дельце будет хлеще пекла. Штыков мало, парни неумелые, большая убыль в офицерах. Мсье Локшин, мсье Ван-дер-Гехт — какие потери!.. Ещё чуток — и взводные возглавят роты! Тогда нам точно крышка. Вдобавок… — Бульон пригнулся над столом. — Тссс! — в лагере измена. Пронесли отраву — рраз! пропал Ван-дер-Гехт — два! Хотя с последним не всё ясно. Он ушёл своими ножками, я нашёл следы. Приманили чёрной бабой? Вряд ли — ему белую подай, и баста. Заметим — он не забыл ни шлем, ни трубку, ни табак…

— Я бы добавил в список Якоба, — предложил Ремер. — Течение его болезни необычно, это не было похоже ни на одну известную тропическую лихорадку.

— Медленный яд? — сразу предположил итальянец.

— Если яд, то неизвестный.

— Арестую денщика и допрошу как следует.

— Бульон, в вашем арсенале не хватает милосердия.

— Мсье, мы на войне! Неполный батальон средь полчищ дикарей! Здесь некогда заниматься жалостью. Зайдите в лазарет — там тьма порезанных людьми Обака!..

— Не только, дорогой Бульон. Мне принесли боя, избитого шомполами — денщика Ван-дер-Гехта. Разве такое позволительно?

— Я б его вообще пристрелил. — Бульон загасил окурок в жестянке. — Проворонить хозяина!.. Единственно, почему его не вздёрнули — другого негде взять. Где среди малашиков найдёшь приличного слугу?

— Русские офицеры жестоки. — Ремер в расстройстве окутался облачком дыма.

— Они дьявольские парни! — причмокнул с восторгом Бульон. — Хотя бы мсье Артано — как он раскусил затею с ядом? Приговорил на месте две бутыли — с бедра, плюх-плюх, и вдребезги! А то б сегодня…

Занавесь на входе распахнулась. В палатку вошёл названный Артанов, а с ним верзила Котельников, хмурый и насупленный. Бульон радостно встал навытяжку, приветствуя офицеров.

— Вольно, Бульон. Можете идти. Генрих Карлович, моё почтение.

— Рад видеть вас живыми и здоровыми… Нужна моя помощь?

— Да! — буркнул Анатоль, убедившись, что разведчик их покинул.

Если б не зловещие симптомы, появившиеся после рейда — или раньше, во время попойки?.. — он бы нипочём не обратился к Ремеру. Но пришлось идти на поклон. Куда деться, если в своём рассудке усомнился?

Ремер с полвзгляда определил, кто из них больной. У Анатолия Семёновича вид подавленный, а Кирилл Алексеевич как бы конвоирует приятеля.

«Ну-с, милейший, как ваше лосиное здоровье?.. Под-вело-таки?»

Злорадствовать нехорошо, но порой очень хочется. Особенно имея на своём единоличном попечении без малого роту раненых, больных и разлагающихся заживо.

— На что жалуетесь?

— Зной, пыль, прогулка по зарослям. Генрих Карлович, моего солдата отливают в лазарете. А я просто-напросто измотан! Говорю — сам не пойму что… Кир… Кир посещал психиатрические лекции! Он уверяет, что я занимаюсь иноговорением! Каково, а?

— Ну а сами вы что чувствуете?