– Генерал? – уточнил я. Было душно и жарко, и я осушил бокал холодного шампанского.
Чтобы заморозить лед, я извел две канистры солярки на дизель-генератор – но все-таки запустил его, и теперь бутылка «Дом Периньона» плавала в серебряном ведерке с талой водой.
– Вояка тупоумный, – сморщилась Дива. – Как же я таких ненавижу!
– И много таких тебе повстречалось? – спросил я, отодвигая тарелку с остатками фуа-гра. На столе горела свеча и тлела спираль от комаров.
Дива помрачнела.
– Достаточно. После Откровения они повылазили, как тараканы, из всех щелей. Отряды самообороны, охотники на зомби, суровые выживальщики. Главное – сбиться в стадо, а я буду вами руководить. Все за мной, я знаю, как надо! Из-за этих идиотов…
Она не закончила фразу – не было нужды.
Наступление зомби-апокалипсиса пришлось на позднюю осень. Расцвет зомби-хантерства – на разгар зимы. Это было весело и увлекательно: зомби от холодов попримерзли, окоченели, двигались вяло, кусались медленно, а бравые ребята с дробовиками, бензопилами и мачете крошили мертвяков в капусту, запирали снаружи в закупоренных зданиях и с нетерпением ждали весны. Вот потеплеет, обещали охотники, и сгниют мертвяки, истлеют – а скелеты, даже пораженные Z-вирусом, не ходят…
Весна пришла. Зомби оттаяли и начали гнить.
А потом появились комары. Самые обычные москиты. Z-вирус подействовал на них странным образом: прожорливым тварям стало все равно, кого кусать – живого или мертвого, еще теплого или уже остывшего. Причем сами комары от вируса не дохли, зато переносили его (как и крысы, стервятники и прочие падальщики) просто замечательно.
И оказалось, что избежать укуса комара значительно сложнее, чем укуса зомби.
Все было решено в считаные дни. Человечество прекратило свое существование.
Выжили единицы.
Нет, не так: выжили одиночки. Те, кто не вступал в отряды, не сбивался в коммуны, ни с кем не общался, держался подальше от людей.
Социопаты. Вроде меня, Дивы, Генерала и Ковбоя.
И нам это, если честно, понравилось…
– Слышишь? – нахмурилась Дива, склонив голову к плечу. – Что это?
Я прислушался. Хлопки. Негромкие.
– Это выстрелы! – уверенно заявила Дива. Она вскочила, уронив салфетку, и подошла к ограждению. Я последовал за ней.
Слух ее не подвел: пальба доносилась из телецентра. Сквозь щели в заколоченных окнах вспыхивали огни и мельтешили тени. Потом на крыше, у основания антенны, что-то зашевелилось. Полусгнившие от жары мертвяки поперли из люка, точно опара из кастрюли, преследуя человека, гигантскими прыжками удирающего от них. Человек доскакал до вышки и полез вверх. Отсюда я не мог этого разглядеть, но воображение услужливо дорисовало темному силуэту остроносые сапоги и широкополый «стетсон».
– Ковбой! – выдохнула Дива. – О, анфан терибль!
– Зачем он это делает? – недоумевал я. За спиной у мальчишки болтался груз. Канистры! Точно, канистры с топливом – точно такие я заливал в бак генератора.
– Петит гарсон хочет любви, – заявила Дива цинично. – Он ведь неразвязанный еще. Со мной ему не светит. А на корабле могут найтись подходящие самочки.
Ковбой добрался на площадки на вышке, облепленной, точно старое дерево трутовиком, тарелками спутниковой связи, и отцепил канистры. Одну он сбросил, предварительно запалив тряпку в горловине, прямо на головы зомби. Ахнуло глухо, огненный шар разметал мертвяков по крыше, разорвал их на копошащиеся ошметки. А вторую Ковбой стал расплескивать вокруг себя, чтобы подать сигнал лайнеру – на случай, если взрыв остался незамеченным.
– Дурак, – сказал я. – Он вообще соображает, что антенна раскалится от огня? Как он спускаться-то будет?
Дива смотрела завороженно:
– Будет страшен стремительный лет… – пробормотала она.
Ковбой закончил разводить костер. Я представил себе, как он картинно чиркает колесиком «Зиппо» – и антенна вспыхнула, как крест ку-клукс-клана. Ковбой отпрянул от языков пламени, потерял равновесие – и рухнул вниз, на крышу.
Дива взвизгнула.
– Он жив?! – вскинулась она, привстала на носки, силясь рассмотреть, уцелел ли мальчишка.
– Пока да, – ответил я. Высоты там было – метров шесть, не больше. Но не высоты ему следовало бояться.
Из люка, ведущего на крышу, выскочили стремительные тени – гораздо быстрее, проворнее и опаснее мертвяков.
– Это гиены, – пояснил я. – Там, на площади, целая стая. В «Рице». Они всегда приходят на запах падали.
Чтобы не видеть, как хищные твари рвут на части все еще живого Ковбоя, Дива отвернулась и посмотрела мне через плечо.
– Корабль! – воскликнула она.
Я обернулся. Лайнер обшаривал берег лучом прожектора. Старания Ковбоя не остались незамеченными.
– Ну вот, – развел руками я. – А утром они спустят шлюпки и высадят десант. Малолетний кретин, мир его праху, своего добился.
Дива приблизилась ко мне почти вплотную. Глаза у нее были расширены, дыхание – прерывисто, в уголке рта блестела капелька слюны.
– Значит, – хрипло подметила она, кладя ладонь мне на ширинку, – у нас впереди еще целая ночь.
Я не стал возражать.