Русская фантастика 2015

Но, как бы ни было велико воодушевление смельчаков – а к шельфу их небольшой шаттл-диоскура подбирался словно бы украдкой. И явно безо всякой спешки и суеты: так, словно бы схлынувшие волны временных возмущений все еще могли как-нибудь себя обнаружить над ступенчатыми увалами Элинорских просторов. И осенить суденышко мерцающей метеоритной россыпью стратосферного дождя; и захватить его в плен; и затянуть его в череду марсианских рассветов и закатов, повторяющих себя бесконечно…

Так что в какое-то мгновение – после того, как Эстелла это осознала, – она вдруг перестала ликовать при каждом стремительном снижении шаттла к какому-нибудь очередному разлому; и сделалась серьезной и задумчивой. И лишь с затаенной в дыхании дрожью выпрямилась в своем адаптере – оттеняя его спинку своими роскошными, цвета самих этих скал, густыми волосами. А ее безупречное и обычно очень живое лицо стало отчего-то как будто бы выточенным из камня и обескровленным.

Так, значит, все же волнение? Инстинктивная обреченность?

Или же отголоски тщательно скрытой тревоги?..

Но она ни за что не призналась бы себе в этом даже сейчас!

Просто Владу необходимо было провести избирательное ландшафтное сканирование ледяной болотистой топи; которая предположительно была здесь такой же, как и на подступах к горе Теброн. Чтобы Влад мог достоверно оправдать перед «митрийцами» цель разведвылета… Вот и все! А Дэннису, уж коли он взялся за управление вместо Влада, – не нужно было мешать пустыми разговорами во время его небезопасных маневров над разломами.

Да и потом, любое тщательно скрытое волнение – и даже волнение первооткрывателей – издавна почиталось среди сообщества экзогеологов на станции недопустимым пережитком. И поэтому Эстелла никак не хотела признаваться себе в том, что что-то уже успело пойти не так. Не в повторяющих себя алгоритмах навигационных систем – а как будто бы в относительном времени ее мировосприятия… Навалившись на нее из ниоткуда каким-то безотчетным предчувствием чего-то всесокрушающего и неотвратимого.

И тогда, словно бы в поисках ответов, она мельком взглянула на Влада. Но Становский, как всегда, оставался безучастным и к тому, как она едва слышно произнесла его имя; и к быстрому прикосновению ее руки к своей руке. Волевой и невозмутимый – он был много старше ее; и потому думал, наверное, лишь о задании. Или, вернее, о том, что должен был как можно скорее доставить ее невредимой обратно на станцию. И еще он понимал, что это ему предстояло собрать для нее те самые результаты темпоральных флуктуаций, за которыми они все и явились сюда, на шельф… Или, точнее, раздобыть их ради нее – хоть бы даже из-под земли. Так что он лишь глядел теперь на парящий в воздухе плоский фантом трехмерной интраграммы Хрибса – которая в точности повторяла рельеф ледника за бортом, – и не говорил ничего.

А Дэн, ловко орудуя штурвалом, и вовсе любовался каким-то ископаемым минералом, который венчал у этого самого штурвала его центр. Моложавый, сухощавый и беловолосый – во всем, что бы он ни делал, он был чем-то похож на песчаную подвижную ящерицу. Но в том был виноват не он, а нещадное марсианское солнце – которое не проявляло милосердия к людям со станции, эти солнечные лучи отважно вкушавшими… Людей такое солнце делало смуглыми – но зато возвращало им вторую молодость, и годы перед ним отступали. Хотя, правда, пока это малоизученное воздействие было заметным лишь на экзогеологах – которые во время прогулок в вездеходах или шаттлах намеренно отказывались от защитных скамандеров.

Примерно так же, как это было и сейчас… Для того чтобы жить Марсом; дышать им и разглядывать его красоты; и по мере сил странствовать по его безлюдью. Пока – по безлюдью… И находить на его дорогах, все еще едва обозначенных, – извечное продолжение дорог Земли.

«Экзогеологи – это и есть самые настоящие марсианские сталкеры… За нами не пропадешь», – внезапно вспомнились Эстелле слова кого-то из «митрийцев», прозвучавшие над ней с порога – сразу же по ее прибытии на станцию. И было это то ли напутственное заклинание, а то ли пророческое приветствие.

И вот теперь, похоже, она оказалась этим сталкером сама – хотя и не знала, что это случится с ней так быстро…

А случилось это действительно нежданно-негаданно: в то самое мгновение, когда привычные ориентиры Риберийских скал вдруг потеряли за обзорными цитразолитово-волоконными «окнами» шаттла свою устойчивость.

Их изломы вдруг тревожно всколыхнулись и ринулись куда-то далеко вниз, словно бы увлекая за собой желтовато-дымчатые облака. А над ними, над этими облаками… И на интраграмме у Становского тоже… Мглистое небо в той стороне, где должна была быть Элинорская долина, вдруг странно просветлело – как в самый ясный и солнечный земной день. И стало каким-то невыразимо глубоким: каким оно бывает лишь тогда, когда утро еще лишь едва теплится над каким-нибудь исполинским каньоном. И там, в этом мареве – и отраженное на интраграмме сразу в нескольких инвариантах, – людям наконец и явилось то, за чем они прибыли в долину.