Русская фантастика – 2016 (сборник)

Протрубив в последний раз, рог замолкает. Все верно, он уже звенит на камнях, отброшенный прочь твоей недрогнувшей рукой. Настало время для иного разговора. Ты могуч, воитель, твоя рука крепко сжимает острый меч или тяжелую секиру, длинное копье или тугой лук, мое же дыхание – смерть для всего живого, а крепости сверкающей брони позавидуют стены этой сокровищницы. И будет страшная битва, и кровь будет пятнать камни, и морские птицы будут с криками кружиться в вышине. И не будет в ней победителя, потому что не будет побежденного. Поверь мне, о враг мой, ибо мне незачем тебе лгать. Ибо имя мне – Беовульф – Дракон – Страж…

Алекс Бор Последний бой Рубена Сальдивара

…на всем фронте было так тихо и спокойно, что военные сводки состояли из одной только фразы: «На Западном фронте без перемен».

Эрих-Мария Ремарк

Вот уже две недели мы сидим в окопах на окраине этого французского городка, название которого давно уже выветрилось из памяти.

Каждый день нас пытаются смешать с землей ураганным артиллерийским огнем и непрерывными атаками – но мы, как ни странно, держимся. Иногда даже пытаемся контратаковать – но нас останавливают немецкие пулеметы, и обратно возвращаются не все. Однако кровавый молох войны неустанно поставляет в наши ряды все новых и новых новобранцев, многие из которых еще не нюхали пороха и плохо понимают, куда они попали.

Позавчера к нам пришли пять мальчиков – чуть постарше меня. Их глаза горели, они рвались в бой…

А сегодня они остались лежать на пригорке у сосны – она растет как раз посередине между нашими позициями и окопами противника…

За две недели не осталось почти никого, с кем я делил позицию в самом начале, когда нас бросили закрыть брешь в обороне этого городка… el diablo, как же он называется?

Вокруг меня каждый день умирают люди – однако я по-прежнему жив.

Я жив, потому что не могу умереть – я должен вернуться домой.

Вернуться, чтобы рассказать, что такое война.

Рассказать, что на войне нет никакой романтики.

Что война – это грязь, боль и смерть.

Я жив и даже сыт – еду нам подвозят регулярно, что не скажешь о снарядах, патронах и сигаретах. Я раньше не курил, если не считать детского баловства. И даже, попав на войну, я не сразу изменил свои мирные привычки: получая паек, отдавал сигареты товарищам – чем очень их радовал.

Они устало улыбались, хлопали меня по плечу – и тут же затягивались с такой радостью, словно табак был для них самым главным в жизни.

Но не минуло и недели, как я понял, что прожить без курева на войне нельзя. Можно сойти с ума, если не продерешь сухое горло крепким табаком.

Когда я перестал отдавать свой сигаретный паек, мои товарищи восприняли это с философским спокойствием, никто ни словом не упрекнул меня, однако я почувствовал, что если бы все оставалось по-прежнему, они не бросали бы на меня такие взгляды… Нет, не косые… Я бы сказал, что они смотрели на меня с жалостью. Точно такой взгляд был у отца, когда я огорошил его известием, что уплываю на войну в Европу.

Мои боевые товарищи – а в окопах, под вражеским огнем, мы все товарищи, иначе и быть не может, – наверное, до сих пор считают меня ребенком, хотя я воюю уже два месяца. А если считать учебную роту – то четыре.

Это очень большой срок, чтобы избавиться от некоторых иллюзий…

Два месяца в грязи и сырости, под пулями, под обстрелом.

Два месяца рядом со смертью, которая каждый день забирает кого-то из тех, с кем еще утром ты делил хлеб.

Уводит, не разбирая, кто солдат, кто офицер, кто молодой, а кто уже почти старик.