Русская фантастика 2017. Том 1

– А я вам другую историю расскажу. Представьте себе огромную нашу Вселенную. Миллиарды галактик, в каждой галактике миллиарды звезд. Повсюду лишь законы физики и безмолвная материя. И вот однажды на затерянной в пропасти Вселенной галактике на планете одной из миллиарда звезд начало происходить что-то такое интересное. Органические кислоты стали образовывать длинные цепочки, а потом дошло до того, что одна кислота научилась сама себя воспроизводить. Появилась жизнь, растения, животные, сначала примитивные, потом более развитые. И вот одни обезьяны научились ходить на двух ногах, а так как были они еще и шибко грамотные, то вообразили себя, любимых, ни больше ни меньше, центром Вселенной, а вся Вселенная, значит, только для них, уникальных, и существует. А теперь вопрос: как ко всему этому стоит относиться с точки зрения космоса? Отвечаю: с точки зрения космоса вся эта планета, жизнь и человечество – ровным счетом ничто. И если вдруг Земля со всем содержимым исчезнет, космосу от этого будет ни тепло, ни холодно. И когда Земля будет гибнуть, космос не протянет ей руку помощи в последний момент, для него это будет еще одна заурядная гибель еще одной обреченной планеты. Мы, люди, слишком много о себе возомнили.

– На самом деле и я примерно о том же говорю, мы, люди, слишком много о себе возомнили, – ответил писатель.

Мы еще долго болтали в том же духе. Под конец он спросил, крещеный ли я. Я ответил, что крещеный и к церкви всегда относился с уважением, но при этом я противник всякой мистики, в том числе таинств.

– Ну, вы можете хотя бы перекреститься?

Из уважения к собеседнику я сложил большой, указательный и средний пальцы, дотронулся до лба, до пояса, до левого плеча и до правого.

– Нет-нет, неправильно, так католики крестятся, мы, православные, сначала крестим правое плечо, потом левое.

Вот тут уже я не смог удержаться от хохота, хотя и понял свою ошибку:

– Планета через пару месяцев прекратит свое существование, а вы все делите людей на католиков и протестантов, то есть, извините, на католиков и православных.

Писатель опять смутился, не найдя объяснения, зачем в нашем положении нужно плечи разбирать.

Прощаясь, он сказал: «храни вас Бог», но сказал это, не глядя в глаза и тоже как бы смущаясь, видимо, от понимания, что пожелание звучит кощунственно. Из-под ваты по верхней губе медленно текла струйка крови.

Для землянки выбрал место подальше от слуды. Копать было тяжело, и дело не в том, что копал саперской лопаткой с маленькой ручкой, – земля была сырая насквозь. С другой стороны, сырость даст прохладу, не так жарко будет в землянке, по крайней мере, в первое время. Сначала сделаю нечто похожее на окоп, потом расширю, пусть будет квадратное помещение полтора на полтора метра. Надо будет сделать накат из бревен, лучше взять самые длинные, чтобы не обвалились при толчках. На бревна постелю целлофановую пленку в несколько слоев и накладу земли.

Вспомнилось одно древнее предание. Тысячу лет назад жил в этих краях финно-угорский народ, славяне называли его чудь заволочская. Большей частью этот народ был ассимилирован. Но находились и те, кто не хотел иметь ничего общего с пришлыми с юга русскими. Эти люди-чуди практиковали так называемое самопогребение – жуткий способ коллективного самоубийства. Они уходили в леса, копали там землянки, ставили в них подпорки, а сверху наваливали кучу камней и земли. Потом забирались в землянку всей семейной общиной и подрубали подпорки. «Чудь в землю ушла», – говорили славяне, находя в лесу места с просевшей землей. К чему это я? Так, просто вспомнилось.

А еще раньше первобытные люди и вовсе жили в пещерах.

Вечером постелил в землянке туристический коврик, затащил туда все постельное, закрыл землянку москитной сеткой, а сверху на подпорках натянул тент.

Сегодня после обеда было два мощных толчка.

Интересно, где сейчас писатель? Развел костер, наверное, и лежит рядышком, умиротворенно улыбаясь.

* * *

Я – Земля.

Мой путь в застывшем Космосе. Много-много лет. Глухонемое оцепенение сковало меня. Вечная пустота. Само время перестало существовать, и остался лишь один закон – аз есмь. Буро-зеленая слизь растеклась по поверхности.