Бориса вдруг осенило.
– Если не возражаете, – сказал он, – мы могли бы переговорить у нас на кафедре… Это недалеко.
– Мне это известно, – отрезал большеглазый. – Кафедра астрономии Императорского университета – наиболее подходящее для нашей беседы место.
– Вот и славно… – проговорил Борис, оглядывая улицу в поисках извозчика.
Проскрежетали на оголенных торцах мостовой полозья. К двум господам, явно уже принявшим за воротник, подкатил закутанный по самые брови лихач. Приват-доцент помог своему нежданному собеседнику взобраться в сани. Лихач укрыл их медвежьей полостью.
– К университету! – велел Борис.
Звонко щелкнули на морозе поводья, лошадка, мохнатая от инея, легко прянула вдоль запруженной экипажами линии. Борис покосился на большеглазого, в расширенных зрачках которого отражались электрические фонари.
– Прошу прощения, – сказал приват-доцент, – с кем имею честь?
– Я забыл представиться, – безжизненно, как автомат, произнес незнакомец. – Мое имя Лао.
«Китаец?!» – подумал Борис, а вслух сказал:
– Очень приятно… Вы иностранец?
– В некотором роде, – однообразно откликнулся Лао.
Борис решил отложить дальнейшие расспросы, предвкушая, как по возвращении домой будет рассказывать Ане о своем приключении.
Они благополучно доехали до университета. Сторож Василий нехотя отворил господам двери.
– Забыли чего, Борис Аркадьевич? – ворчливо осведомился он.
– Коллегу встретил, – смущенно откликнулся Борис. – Нужно обсудить кое-что… Ты вот что, Василий, ты дай мне ключи от кафедры, я сам открою.
Сторож долго возился, отцепляя нужный ключ от общей связки. Свалившийся как снег на голову «коллега» страдальчески морщился, всем телом налегая на палку. Борис начал опасаться, что Лао вот-вот упадет в обморок.
– А что, Василий, самовар у тебя в сторожке небось горячий?
– Да как водится, Борис Аркадьевич, – отозвался старик.
– Будь любезен, принеси-ка нам чаю, – кляня себя за гоголевские обороты, проговорил Борис.
– Будет сделано, Борис Аркадьевич, – с удивительной покладистостью согласился сторож.
– Ну вот и славно…
Борис сунул старику пятиалтынный, подхватил полуобморочного «китайца» под локоток и повлек к парадной лестнице. Передвигались они медленно. Василий вскоре догнал их с двумя стаканами чаю в мельхиоровых подстаканниках. Спустя еще с десяток минут приват-доцент Беляев и его гость утвердились в кожаных креслах в кабинете заведующего кафедрой, знаменитого профессора Глазенапа. Мягко светила большая настольная лампа под стеклянным абажуром. Поблескивали золотые корешки книг в шкафу. В высокие окна скреблась стужа. Над горячим чаем курился парок.
Без пальто Лао казался совсем хрупким. В глубоком покойном кресле сидел почти мальчик, правда, необычайно, даже болезненно субтильный и большеголовый. И еще – совершенно лысый. Невольно возникали мысли о врожденном уродстве или болезни, но Борис гнал их от себя – в огромных глазах Лао светился недюжинный ум, сильная воля и глубокая, нездешняя печаль.
– Итак, я готов выслушать вас, господин Лао, – сказал астроном.
– Благодарю вас, господин Беляев, – откликнулся «китаец». – Прошу отнестись к моим словам со всей возможной серьезностью. Не скрою, вам потребуется широта научного кругозора и известная гибкость ума. Доказательства правдивости своих слов я предоставлю, но мне хотелось бы, чтобы вы поверили мне без доказательств.
– Ничего заранее не обещаю, – сказал Борис. – Прежде всего, мне хотелось бы знать, откуда вы прибыли… Вы ведь не русский, господин Лао? – «Китаец» покачал головой. – И даже не подданный Империи? – Лао кивнул. – Тогда откуда вы?
– Я гражданин Конгрегации Северного Полушария, если перевести название моего государства на ваш язык.
– Никогда не слышал о таком…
– Северного полушария… Марса, – уточнил Лао, испытующе глядя приват-доценту в глаза.
«Все-таки помешанный, – подумал Борис. – А жаль… Как бы его спровадить повежливее…»
– Ну и как у вас жизнь, на Марсе? – осведомился он, не скрывая иронии.
– Трудная у нас жизнь, господин астроном, – печально проговорил «марсианин». – По сути, мы вымираем. Наша планета стремительно теряет атмосферу. Пустыни поглощают плодородные земли. Холод спускается в долины.
– А как же каналы? – спросил Борис скорее из вежливости, чем из любопытства. – У нас тут немало энтузиастов, искренне верящих в эти исполинские водные артерии, наполняющие, так сказать, дряхлеющие жилы Красной планеты.
– Каналы… – вздохнул Лао. – То, что видите вы, земные астрономы, не более чем обмелевшие русла, забитые зеленоватым илом, прибежищем примитивной жизни. А высшие формы вынуждены напрягать последние силы, дабы окончательно не уступить свой мир существам, достойным всяческого презрения…
Приват-доцент Беляев слыхал, что психически больные, страдающие шизофренией, способны чрезвычайно подробно детализировать свои бредовые концепции. Ему стало любопытно, до какой глубины проработана безумная теория этого странного человека, и он решил подыграть «марсианину».