Русская фантастика 2017. Том 2

«Пением сладким тебя очаруют, на светлом сидя лугу». А на этом светлом лугу – человеческие кости.

«Тлеющих кож там разбросаны также лохмотья».

Совсем как в желтой пустыне после бегства Счастливчика.

Пенсеры и пенсы, конечно, не самая крепкая часть человечества, но, может, самая счастливая. Они сумели освободить детей и внуков (и себя, разумеется) от чрезмерного груза собственных слабостей и эмоций.

«Чем все-таки занимается Счастливчик?»

«Шлифовкой истории девятнадцатого века».

И пояснила: «Изучает документы, дошедшие до наших дней. Бумажные, электромагнитные, живописные, какие сохранились. Пытается понять, насколько они соответствуют или хотя бы соответствовали действительности».

«То есть терпеливо и тщательно сравнивает одну ложь с другой?»

«Ну, можно сказать и так. Но на самом деле просто сравнивает одни официальные документы с другими. Указы с другими указами, объявления с объявлениями, мемуары, служебные записки, отчеты…»

«… тоже наполовину лживые».

«Может, и на все сто».

«А что в итоге?»

Алмазная задумалась.

«Если ты о документах, касающихся бывшего проводника Ири, то тут много необычного. Однажды этот уже состоявшийся истопник наказал семилетнего мальчишку-соседа за кражу ягод из казенного сада. В протоколе было указано: бил мальчишку в исступлении. На крики прибежала дворничиха, мать мальчишки, вызвала полицию. В итоге на истопника завели дело».

«Да какое тут наказание».

«Семьдесят лет тюрьмы».

Я не поверил. Не стоит наговаривать на прошлое.

Получается, что это прошлое всегда во всем виновато.

Вон пенсеры и пенсы, веселые старики и бессовестные старушки прыгают по набережной как галки, кудахчут, как вольные куры. Я даже спутниц своих по планеру увидел – оранжевую и синюю.

2

На реке Голын безоблачно.

3

А сирены вели свою песнь, пытаясь хлопать связанными крылами.

Алмазная отняла наконец руку и спрятала ее в сжатых коленях. Хубилган, напомнила она, часто повторял своему бывшему проводнику: «Делай, Ири, то, что умеешь». Но что-то пошло неправильно. Хубилган умер на дальнем холодном озере, а бурят Ири оказался в столице Российской империи. В течение нескольких столетий («тетка») о бывшем проводнике Хубилгана если и писали, то всегда с преувеличениями. Дальние переходы… Воинственные племена… Опасный путь к далекому Тибету… Только Счастливчик, шлифуя историю девятнадцатого века, снял налет выдумок, и мы узнали нечто правдивое об Ири – истопнике Санкт-Петербургского императорского университета, получившем несусветный тюремный срок.

Семьдесят лет.

Как такое вышло?

Да так, что по дороге в полицейское отделение в каком-то непонятном затмении бывший проводник принял казенных служителей за тангутов-еграев, бродячих дорожных грабителей. Сильный и ловкий, он безжалостно избил казенных служителей и, уже доставленный в отделение, все никак не мог успокоиться. Когда пришли другие караульщики, он избил и их.

«Кто это так поступает?» – удивился начальник отделения.

Ему ответили: «Бурят-истопник».

«Он что, всегда так?»

«Мы не знаем».

«Ну, поместите его в надлежащие условия».

Полицмейстер знал, что холод действует на человека благотворно.

В итоге бывший проводник Хубилгана провел в холодной почти семь суток, не уставая избивать осмелившихся войти к нему караульных. «Вы подлые еграи!» – кричал он громко. Караульные обижались, но не спорили, потому что не знали, кто такие еграи, вдруг тоже люди казенные.

Потом бывшего проводника доставили в суд.

Это все происходило почти пятьсот лет назад, по подсчетам Счастливчика.

За врожденную грубость и дерзкую непонятливость истопник Ири был приговорен всего-то к трем годам работ и высылке из столицы, но бывший проводник и тут проявил грубость и непонятливость. Он избил судей и осквернил портрет государя, сорвав его с пыльной стены. Никак совладать с ним не могли. Он даже отнял револьвер у одного из охранников и застрелил трех самых упрямых (по его понятиям) еграев.

Сибирская тюрьма, конечно, утомительна.

Но бывший проводник умел быть терпеливым.

Когда через двадцать семь лет в декабре одна тысяча девятьсот восемнадцатого года скучный сибирский городок был отбит у колчаковцев отрядом большевиков, к узнику одиночной камеры отнеслись с революционным пониманием. Комиссар Штеле (из студентов) с уважением спросил: «Ты кто?»

Ири ответил: «Я бурят».

«А еще ты кто?»

«Еще я Ири».

«Это имя?»

Ири согласно кивнул.

«Ну не бывает таких имен».

Бывший проводник только пожал плечами.

«Ты выглядишь крепко, – сказал комиссар Штеле. На свою-то фамилию он не обращал внимания. – Ты не похож на узника-одиночку. Не похоже на то, что тебя морили голодом».

«Я ем все, что мне дают».

«Но семьдесят лет заключения все-таки много. – Комиссар Штеле покачал головой. – Что ты такого сделал? Тюрьма плохих людей не портит, но все же за что тебя бросили в застенок? Ты боролся с сатрапами?»

«Я не разрешал мальчикам воровать казенную ягоду».

«Разве брать казенную ягоду – воровство?»

«Я думаю, да».