Русская фантастика 2017. Том 2

«Потому, что ты принял предложение Счастливчика».

Теперь я вообще ничего не понимал. «Какое предложение?»

«Пойти с ним».

«В пустыню?»

«Конечно».

Я прислушался. К себе («тетки»). К окружающим («тетки»).

Привязанные к мачте сирены вели какую-то особенную арию.

Я пойду со Счастливчиком? В пустыню? Я принял его приглашение? Как это? Когда? Зачем мне в пустыню? Разве мало уже того, что однажды Счастливчик потерял в пустыне своих спутников?

«Да, он их потерял. – Алмазная подняла на меня взгляд, и на этот раз глаза ее были мрачными. – Что с того? Людей всегда тянуло к теневым линиям, Лунин. Разве не так? Вспомни, как популярны работы Якова Рябова. Всего лишь неясные смазанные тени на полотне, но как они беспокоят. Учись разбираться в оттенках, Лунин. – Она почему-то упорно называла меня по фамилии, будто подчеркивая дистанцию между нами. – Даже искусство, Лунин, придумано для того, чтобы длить чувство опасности».

«Не знаю. Я не искусствовед».

«Игра утверждается не искусствоведами».

Ну да, с искусства все начинается, искусством все кончается.

Но разве твои губы, моя Алмазная незабудка, были просто игрой?

Да, я всего лишь обыкновенный молодой чел, моментальный человек, так нас называют, но разве игра – удел только пенсеров? Пять лет назад, моя тонконогая беда, ты стонала в моих руках, ты отвечала именно мне, а не кому-то другому. Твое тело, твои слова и стоны – разве это была только игра?

2

На реке Голын безоблачно.

3

«Зачем я в этой игре?»

«Чтобы помочь Счастливчику».

«Но ты вдумайся. Он потерял людей».

«Такое случается. Но убил их вовсе не он».

Алмазная опять подняла взгляд, и я осекся. На этот раз я вообще не увидел в ее глазах ни тепла, ни какого-то особенного интереса, а только старое, хорошо знакомое мне упрямство, как пять лет назад.

«Что грозит Счастливчику?»

Она ответила просто: «Время».

«Но время грозит не только Счастливчику?»

И только теперь по холодному блеску ее глаз, по вспышке алмазика в прекрасной розовой мочке я вдруг понял, что там, в нашем прошлом, к сожалению, действительно уже в далеком прошлом, у меня, человека моментального, не осталось ничего, кроме умершего времени. И если кто-то сейчас остро нуждался в живой воде, то, наверное, прежде всего я.

Череда предков

7 октября 2413 года.

21.01. На реке Голын безоблачно.

1

А на игровой площадке уже шло действо.

Сирены страстно щебетали, как большие рябые птицы.

Неволя заставляет глубже, острее, отчаяннее чувствовать родину, жизнь, детей. Цохрол. Подальше от низких темных берегов. Время и пространство заставляют глубже, острее чувствовать родину, жизнь, детей. Крылья из крупных перьев. На выбритых головах голубые цветочки, как фантастические кружева. Изумленные восклицания, нежный запах смолы, цветов. Дин-ли – город счастливых. Гавкнула собака неподалеку, будто рассмеялась. Множество глаз следило за гологоловыми сиренами, за хромым Одиссеем. Музыка текла, распространялась над набережной, ее сносило по реке, сиреневая дымка покрывала низкие далекие здания Реальных кварталов. Там озонаторы не поют, там камеры Т малой мощности.

«Если ты сам пожелаешь, – неслось с игровой площадки, – то можешь послушать…»

Наверное, ничем из прошлого нельзя пользоваться, не обдув пыль.

«У нас немногие играют на флейте».

Это произнесла Алмазная. И она произнесла это так, что мне сразу захотелось отказаться от участия в переходе Счастливчика, ведь игра предполагает импровизацию, а кто тут импровизирует? Час назад я представить не мог, кого увижу в Дин-ли. Час назад мне в голову не приходило, что я ни с того ни с сего дам согласие войти в отряд Счастливчика. Зачем мне в пустыню? Разве мы в одном искусстве?

Мне хотелось коснуться Алмазной. Мышцы сводило от этого страстного темного желания.

2

«Хубилган…» – произнесла она.

Ну да. Хубилган. Я ожидал чего-то такого.

Историю какого века шлифовал Счастливчик? Девятнадцатого.

Значит, и прозвище Хубилган из девятнадцатого. А в жизни – Пржевальский.

Правда, имя это чаще ассоциируется с открытой им лошадью, но это уже факт третьего порядка. «Тетки» работали споро. Я четко, во всех деталях, видел все, что они подсказывали. Великий путешественник. По мере продвижения к Тибету ширилась его слава. Особенно возросла она после известной стоянки у кумирни Чейбсен. Там Хубилган (Пржевальский) и его спутники до такой степени устрашили местных дунган, что они уже не осмеливались нападать на отряд.

К тому же Пржевальский спасал больных малярией и лихорадкой.