Потом кандидат-аспирант снова потерял сознание и пришел в себя, видимо, через много часов, потому что обнаружил, что раздет донага, скафандр куда-то пропал, а левую руку обтягивают ленты растительного происхождения. Болело все тело, но никаких симптомов отравления Серж не чувствовал. Прямо перед ним сидела тварь, похожая на большую модель Coccinellidae – божьей коровки. Ее надкрылья, если можно назвать их надкрыльями, светились равномерным белым светом, образуя нечто вроде круглого экрана. Сходство усилилось, когда по «экрану» побежали черные точки и черточки. Они сложились в фигуру, в которой Серж без труда узнал упрощенную схему «Сагана-орбитального». Раздалась человеческая речь, кандидата-аспиранта затрясло, но он быстро понял, что слышит собственную песенку: «Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-лай». Ленты на руке сделались жесткими, натянулись, подводя пальцы Сержа к схеме базы, изображенной на «экране». Песенка повторилась.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил кандидат-аспирант и удивился тому, каким слабым и ломким стал его голос. – Я не понимаю.
Ленты дернули руку еще раз, подводя пальцы к «экрану». Снова зазвучало «Ла-ла-ла». У Сержа не было никаких идей. Тут он вспомнил о том, как его обманула Опра, отправив на верную смерть. Кандидат-аспирант изо всех сил старался сосредоточиться, пытаясь мысленно зафиксировать хоть какие-то детали их совместного проживания на базе. Но не давалось даже лицо фигуранта. И только глупый стишок на старогагаринском почему-то сам собой просился на язык. Серж медленно продекламировал:
Круглый «экран» часто замигал и погас, растительные ленты распались, освобождая запястье. Серж снова оказался в темноте. И, кажется, снова отключился.
Очередной период прояснения наступил, когда кандидат-аспирант почувствовал, что его пеленают с ног до головы, а затем куда-то несут. Было темно, тесно и довольно неприятно. С какого-то момента Серж начал задыхаться в коконе и попробовал покричать, но из пересохшего горла вырвался только тонкий писк. Его бесцеремонно бросили на твердое и потащили: сначала по горизонтальной поверхности, чуть позднее – по наклонной.
Наконец мучения закончились. Серж услышал треск рвущейся ткани, в глаза ударил яркий свет, но его тут же заслонило человеческое лицо. Кандидат-аспирант проморгался и в первый момент подумал, что открывшееся ему зрелище – часть продолжающихся бредовых видений. Потому что на него смотрел он сам – Серж Ивановских собственной персоной. Может быть, чуть постаревший, более взрослый.
– Все-таки ты мой сын, – услышал Серж голос Опры. – По-настоящему мой. Рада, что ты жив…
Здравомыслие вернулось к Сержу на «Сагане-орбитальном», после того как Опра поместила кандидата-аспиранта в пенал медицинского модуля, обклеила диагностическими датчиками и воткнула иглу капельницы в вену. И он почти ничего не пропустил из того, что рассказывала фигурант, пока организовывала лечение.
Опра говорила быстро, но вполне внятно, на универсале, не прибегая больше к «птичьему» языку. Она не называла имен, но Серж находился в таком состоянии восприятия, что ему казалось, будто он понимает даже намеки.
Опра действительно была осуждена за эксперименты с человеческой природой, но не за модификацию яйцеклеток с целью получения новых видов, а за создание дубликантов – клонов противоположного пола. Она собиралась поставить на поток технологию направленной генетической мозаизации, повышающей разнообразие внутри вида Homo sapiens. В исследованиях использовала собственные яйцеклетки; в результате на свет появился Серж, которого удалось выдать за обычного ребенка.
Опре, конечно, помогали: геномик, не боящийся Ватикана, оказался востребован оппозицией, сформировавшейся в Трилобит-коме и Космофлоте. Многие влиятельные ученые и менеджеры давно роптали, считая ограничения, накладываемые Этическим Университетом на исследования в области генной инженерии, устаревшими с любых точек зрения. Однако они не могли действовать открыто, поэтому создавали на дальних планетах лаборатории, куда вербовали молодых перспективных специалистов, однажды переступивших закон. Опру выявил и завербовал один из мастеров Трилобит-кома, но продуманный план сорвался из-за ее собственной глупости и доверчивости: она почему-то решила, что муж – у нее был муж! – захочет отправиться в инопланетную колонию вместе с ней. Она ошиблась и в результате стала фигурантом уголовного дела с политическим подтекстом. Ватикану не удалось раскрыть всю сеть оппозиционеров; от преследования ускользнул даже тот самый мастер; он позднее сделал неплохую карьеру и ныне помогает Опре с организацией побега.