И вот там, в духоте и ладанном мороке храма, я вдруг с ужасом почувствовала, как что-то горячее течет по моим бедрам. В панике я схватила за руку Лу, которая стояла рядом. Та сразу поняла, что что-то не так, и быстро вывела меня на улицу под неодобрительным взглядом других гостей. Помню, кто-то даже сказал ей вслед: «Ууу, ведьма пошла, плохо ей в святом месте стало». Хотя Лу вежливо соблюла православный дресс-код – и платок наличествовал, и юбка длинная. И она была вовсе не виновата, что в черном выглядит демонически.
На улице я рассказала ей, что случилось, и она, рассмеявшись, потрепала меня по волосам.
– Ты у меня совсем уже взрослая. Помнишь, я тебе давала читать книгу о пестиках и тычинках?
Я потрясенно кивнула. Конечно, как ребенок, который много времени проводил во дворе и прекрасно там ориентировался, я без пестиков и тычинок знала и о том, что такое менструация, и откуда берутся дети. Только вот почему-то не соотносила эту информацию с собою. Мне казалось, что все это случится в отдаленном и даже каком-то абстрактном будущем. Мы вот любили собраться на крыше одного из гаражей и поговорить о том, что в 2000 году случится конец света, и это будет захватывающе и жутко, и как же хорошо, что мы уже успеем достаточно пожить на этом свете, ведь нам будет целых двадцать лет.
В тот день мне было грустно – я словно впервые попробовала на вкус само время, и оно оказалась вяжущим, с длинным горьковатым послевкусием.
Но я и не подозревала, что гораздо более объективный повод для грусти в связи с новым этапом моей жизни ждет меня впереди. Уже несколько часов спустя, когда мы с Лу добрались до дома, я приняла душ, отстирала трусы и колготки от бурой крови, выяснилось, что в Москве девяносто второго года невозможно купить средства гигиены, благодаря которым женщина не чувствовала бы себя до унизительного неудобно. Лу выдала мне несколько комьев ваты, нарезанную на широкие полосы марлю и трусы из грубой толстой резины, которые спустя несколько часов обернулись пыточным инструментом. Их края больно впивались в кожу, оставляя малиновые следы, но и без них обойтись было невозможно.
Вату я выбрасывала, а марлю приходилось стирать каждый день. Приходя в гости к одноклассницам, я иногда видела развешенную на веревке для сушки белья марлю в желтоватых пятнах и понимала, что они, как и я сама, прошли свою первую женскую инициацию.
Вечером Лу разрешила мне выпить красного вина, в котором она растворила несколько ложек тягучего каштанового меда.
– Мало того, что ты стала девушкой, – со смехом сказала она, – так это еще и случилось в церкви. Женщинам в такие дни вообще нельзя туда заходить. А твоей внутренней женщине вздумалось проснуться именно там. Ты всегда была бунтаркой, и сегодня сама природа доказала это в очередной раз. Уверена, что моя дочь еще им всем задаст!
Под словом «им» Лу традиционно понимала мужчин.
Выйдя из больницы на волю, я решила нанять ассистента.
Мысль эта неожиданно посетила меня в день выписки. Так получилось, что нас с Фаиной и Элеонорой выписали одновременно. И вот я смотрела, как шкафоподобный водитель Ивана Ивановича, профессионально молчаливый, бережно упаковывает многочисленные Элины пожитки. А она, эльф с фарфоровой кожей и плоским, несмотря на почти двадцать недель беременности, животиком, сидит на краешке кровати, втирает в руки лавандовый крем и время от времени изрекает уточняющие указания. Мол, пакет с батистовыми ночными сорочками стоит класть на самый верх, а бутылку минералки с растворенными в ней по аюрведическому рецепту специями лучше вообще убрать в отдельную сумку – а то вдруг в пути захочется пить, не покупать же воду в палатке.
Возле соседней кровати деловито суетилась Фаина – за ней тоже приехал муж. Они являли собою несколько иной сорт идиллии – муж скорее по привычке, нежели влекомый некими мотивами, покрикивал на нее, она же беззлобно огрызалась. Он говорил: «Ты не доела сало, только деньги на тебя переводить. Чай, не миллионер я. Сказала бы в среду, я бы детям унес. Только и знаю, что работать на вас, дармоедов». Такая постановка вопроса Фаю не возмущала, ее ловкие полные руки аккуратно укладывали вещи в потрепанную спортивную сумку.
Потом они ушли, не попрощавшись, как два медведя-шатуна. Впереди, выпятив такой огромный живот, словно в нем спал в ожидании встречи с солнцем великан из скандинавского эпоса, шла Фаина, сзади, придерживая на плече огромную сумку, ее супруг.
За мной же обещал приехать один из моих товарищей по работе, фотограф, однако в самый последний момент он позвонил и сказал, что свалился с гриппом, и может быть, так оно и было, а может быть, просто подвернулся заказ, и он решил, что волка ноги кормят, а беременность – не болезнь. В общем, смотрела я на ненавистных моих соседок, окруженных мужским вниманием такого разного формата и качества, и думала – о нет, не о собственном добровольном одиночестве, а о том, что у замужних женщин есть кое-что, не предусмотренное мною – гарантия на помощь.