Из динамиков зазвучала новая тема. Где-то когда-то какой-то музыкант, чтоб скрыть свою бездарность, взял тиканье часов и сделал его ритмом своего опуса. Но сейчас это было «в тему», и мой друг внял разумным аргументам! Он подмигнул мне и двинулся к нашему столику. Умею я все же уговаривать. Диджей поставил откровенное техно. Смесь нот и скрежетов — воплощение современной городской культуры.
Я уже у тумбы. Она на самом деле оказалась еще выше, чем я думала. Можно взойти на нее только с площадки самого «короля вертушки». Без посторонней помощи не обойтись. Я раздумываю, обаять ли охрану и администрацию, чтоб-законно пустили, или идти на нарушение. Вдруг холодом пронизывает затылок, и в голове звучит: «Подсадить?»
Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто стоит у меня за спиной. Я могу описать его по памяти. Он высокий и бледный. Такой высокий, что двухметровая тумба ему не ровня. Такой бледный, что его кожа отдает голубым в лучах дискотечного света. Ему приписывают свойство появляться неожиданно, но он-то как никто другой всегда приходит по графику. Просто те, к кому он приходит, не в курсе его расписания.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Но на самом деле знаю ответ: «То же, что и всегда. Работаю».
— То же, что и всегда. Работаю. А ты?
— Кто бы мне объяснил, что я здесь делаю. — Я много раз видела его, но до сих пор не могу оставаться спокойной, когда он стоит рядом. Холодная жесткая шершавая тумба, в которую я уперлась спиной, оцарапала кожу. Неприятное доказательство того, что все происходит в реальном мире.
— Все еще хочешь наверх? — вечно он не вовремя со своими вопросами.
— Ты же знаешь ответ. Ничего нет хорошего здесь, внизу. Я очень хочу домой.
Он задумчив сегодня. Белые глаза словно ввалились глубже в гладкое лицо, похожее на череп. Он отвел их в сторону. Его взгляд задержался на железной лестнице. По ней взбиралась наверх уже нетрезвая компания: две почти одинаковые девицы и их кавалеры. Мода делает современных людей почти одинаковыми, различать личности порой можно только по цвету одежды. В шестнадцать лет все стаями одеваются в юнисекс-стиле. В двадцать все делают стрижку с рваными прядями и носят ее до тридцати. В сорок — решают быть элегантными, обрезают волосы и предпочитают трикотаж. В пятьдесят — опускают руки. Скучно. Эти четверо — ожившие картинки из журналов, — отдрожав свое на танцполе, смеясь, поднимаются выпить. Модно, но скучно. Я видела это не раз и не два.
В следующую секунду одна из двух — веселенькая девица — споткнулась, ударилась головой о поручень и рассекла бровь. Думаю, для нее самой это было неожиданно. Ее крик потонул в технотиканье из динамиков. Что будет дальше? Пара швов, шрам на всю жизнь, старческое слабоумие в будущем. И никогда она не узнает, что ей изменил жизнь и лицо чей-то застывший взгляд. Бледный спутник просто так не приходит — стоило ожидать чего-то подобного. Члены ее стайки — друзья — проводят ее мимо нас. Ее лицо напоминает треснувший гранат.
Тяжелые черные капли крови мгновенно затираются вышколенным персоналом. Спорю на два пера из крыльев ангела — у дальнего бара никто и не заметил происшествия. Кто-то пьет, кто-то танцует, кто-то теряет, кто-то находит. Моя царапина саднит. Она — реальнее, чем только что увиденное.
— Мгновение назад девица порхала и веселилась, может, был повод, а может быть, и просто так. Мечтала, строила планы на вечер, ночь, на завтра, на ближайшее время. «Ближайшее время» — у большинства людей другого и нет. И знаешь, они сами это выбирают. Знают о существовании перемен, им знакомы слова «вечность», «судьба», «предназначение», но это пустой звук. Смыслом они не наполнены. Странные существа — люди. Даже с ближайшим временем не могут совладать. Не видят того, что есть вокруг, рядом, здесь, но логят куда-то отсюда. Мне постоянно приходится выносить отработанный материал, в последнее время работы все больше… — Он заглянул гладкими как речная галька, одноцветными как яичная скорлупа, ровными ледяными глазами в воронки моих зрачков. — Тебе их не бывает жалко?
Я никогда раньше не видела Смерть за решением философских вопросов жизни. По правилам это не его дело. Нет, почему мне должно быть жалко людей? Они на своем месте, в своем мире. А вот меня здесь ему не жалко? Внутри холодно от взгляда белых глаз.
— Ты — за ней? — Я киваю на светлый проем двери, куда только что увели девицу.
— Я в уборную. Там у больного гепатитом парнишки передоз. Единственный сын у матери. В школе написал отличное сочинение на тему «Образ Катерины в трагедии Островского «Гроза». Основная мысль: человек сам палач своего счастья. Завтра планировал приступить к манифесту новых хиппи. Пойдешь со мной?