Русская философия: энциклопедия

ДУРЫЛИН Сергей Николаевич (14(26).09.1886, Москва — 4.12.1954, Москва) — философ, литератор, историк, искусствовед. Род. и вырос в патриархальной обстановке купеческой семьи. Духовное развитие Д. сопровождалось чередой кризисов, отразивших идеологические коллизии эпохи. Первый кризис приводит Д. к уходу из гимназии и печатному заявлению об идейных мотивах такого поступка (В школьной тюрьме. Исповедь ученика. 2-е изд. М., 9). Критика системы образования оборачивается здесь обличением всего общественного устройства, в к-ром "мнимое просвещение" выступает как "несомненное право жить на счет трудового народа, не зная труда" (Там. С. 16). Социальный критицизм и идеализация простого народа сблизили Д. с революционным народничеством одновременно — с последователями учения Толстого. 1908 по 1914 г. Д. обучался в Московском археологическом ин-те. В 1910-е гг. он принимал активное участие в движении символизма, был секретарем Религиозно-филофского об-ва памяти Владимира Соловьева (с 1912 г. Ю прекращения его существования в 1918 г.). Прежнее народничество Д. теперь трансформируется в преклонение перед религиозным гением рус. народа. В 1906–1917 гт. предпринимает серию поездок по рус. Северу с целью изучения народной религиозности. Посещение в 1912 г. озера Светлояр становится темой его доклада на заседании Религиозно-философского об-ва. В произв. 1910-х гг. стремится совместить религиозно-философские искания традиционной конфессиональной приверженностью, дать философскую реконструкцию "народного аспекта православия" (подвижничество, обрядность, словесное и иконографическое творчество). Разрабатывая вопросы софиологии, "церковной феноменологии Софии", Д. считает ее важнейшей, но недостаточно выявленной "в церковном учительстве и догматомышлении". Он утверждает, что В. С. Соловьев "был глубоко и народно православен, в народной душе отыскивая начало пути к Мировой Душе, осознанной им как Божественная София" (Церковь невидимого града. Сказание о граде Китеже. М., 1914. С. 6, 54). Др. наряду с Софией высший символ духовного сознания рус. народа Д. видит в Китеже — закристаллизованном "опыте народной души о церкви", олицетворяющем веру в церковь невидимую и праведную. Он призывает к чистоте веры рус. интеллигенцию, осуждая ее реформаторские устремления и претензии к находящейся в кризисе исторической церкви. Разделяя характерный для символистов интерес к философии и культуре Запада, Д. находит там созвучия с высшими религиозно-культурными достижениями рус. народа. В предисловии к рус. изданию кн. "Цветочки святого Франциска Ассизского" (М., 1913) он проводит сопоставление духовного облика католического святого с рус. типом святости и духовности. В кн. Д. "Рихард Вагнер и Россия. О Вагнере и будущих путях искусства" (М., 1913) в русле учений Ф. Ницше, Р. Вагнера и В. И. Иванова речь идет о "тирании упадка" в совр. культуре и искусстве и о необходимости воссоединения с "народной душой" как пути к возрождению. Мощное христианское "мифомышление" рус. народа должно послужить импульсом к новому художественному "мифотворению". Первая мировая война усиливает религиозно-национальный энтузиазм Д., к-рый сближает его с религиозными философами Флоренские", Эрном и др. В публичной лекции "Лик России. Великая война и русское призвание", с к-рой он выступает в 1914–1916 гг. в ряде городов, война оправдывается провиденциальной миссией России по сохранению православия и освобождению братских народов от гнета Австрии и Турции. Эту мысль он излагает также в кн. "Град Софии. Царьград и Святая София в русском народном религиозном сознании" (М., 1915). Здесь Д. углубляет свою софиологию, рассматривая исторический путь человечества как выявление софийного бытия — "вселенской всеполноты" осуществления твари в Боге. Особая роль в этом принадлежит Византийской империи, послужившей "воцерковлению" Софии и созданию в ее честь знаменитого константинопольского храма — земного прообраза "грядущего инобытия", вершины "истории, космологии и антропологии". Накануне революции Д. занят преимущественно богословскими и церковно-практичес-кими вопросами. В работе "Церковный собор и Русская Церковь" (М., 1917) он пишет о начале соборности как основании бытия церкви и о необходимости его возрождения через возвращение к древн. церковной практике; среди подлежащих соборному решению "насущных нужд" — вопросы сближения с рядом конфессий и снятие синодального обвинения в ереси с афонского имяславия. В 1920 г. Д. принимает священный сан, однако, подвергшись репрессиям, через два года был вынужден отказаться от служения. В 1924 г., находясь в челябинской ссылке, он начинает вести философский дневник афоризмов, размышлений и воспоминаний "В своем углу", по содержанию и стилистике перекликающийся с работами Розанова, с к-рым в последние годы жизни писателя был особенно близок и выступал его доверенным лицом. В сер. 20-х гг. Д. снова критически пересматривает свои взгляды, склоняясь к мировоззренческому пессимизму: "Человек бесконечно одинок, неописуемо одинок. И это одиночество… он пытается истребить, сливаясь с другими в любви, в знании, в искусстве, в Боге. Напрасный труд! Чем теснее слияние, тем глубже одиночество… Это называется-жить" (В своем углу. Из старых тетрадей. М., 1991. С. 251). В нач. 30-х гг. Д. переключается на академические занятия литературой, искусством и театром, публикует работы о деятелях рус. культуры. Д. принадлежит публикация и комментарий текста "Моя литературная судьба". Автобиография Константина Леонтьева" (Литературное наследство. М., 1935. Т. 22–24. С. 433–496).