Сквозь снег и слезы я плохо различала его лицо. Он отряхнул мою куртку, потом снял шарф со своей шеи и завязал мне, как маленькой, поднятый воротник. И тут я узнала эту застенчивую улыбку и светло-карие глаза.
– Степа? – недоверчиво спросила я.
– Ага! – улыбнулся он, словно солнышко.
– Ты как тут? – всхлипнула я.
– Ну-ну, Танечка, – произнес он увещевающим тоном, – хватит плакать. Не думаю, что Петру понравилось бы это.
Он помог мне подняться и медленно повел к выходу с кладбища. Я, перестав всхлипывать, невольно жалась к его большому телу и постепенно успокаивалась, чувствуя странную защищенность в этом белом холодном мире, заполненном лишь хаотично летящими снежными лепестками…
Степан отвез меня на машине домой и помог подняться в квартиру. Я плохо воспринимала происходящее, так как все еще была сильно пьяна. Когда я проснулась, было уже поздно, но Степан все еще не ушел. Он сидел в кресле и читал какую-то книгу. Мягкий желтоватый свет от торшера падал на него сверху. Я сквозь прищуренные ресницы смотрела, как золотятся его русые волосы, как тени от пушистых опущенных ресниц падают на щеки, как золотисто-карие глаза быстро пробегают по строчкам. Вот он улыбнулся и перевернул страницу. Я невольно вздохнула, и он тут же поднял на меня внимательные глаза.
– Ты проснулась! – обрадовался он. – И отлично!
– Что ты тут делаешь? – равнодушно спросила я, потягиваясь и с трудом сдерживая зевоту.
– Жду, когда ты придешь в себя, – серьезно ответил Степан и отложил книгу в сторону.
– Уже, – лаконично сказала я и встала. – Извини.
Я быстро прошла в ванную. Когда привела себя в порядок, Степы в комнате не было, а из кухни доносился запах только что сваренного кофе.
Ужинали мы в полном молчании. Потом вернулись в гостиную.
– Курить у тебя можно? – поинтересовался Степан.
– Конечно, – ответила я, с любопытством наблюдая, как он достает трубку и раскуривает ее.
Когда он откинулся на спинку кресла и с наслаждением затянулся, вид у него стал довольным и умиротворенным. По комнате поплыл необыкновенно приятный сладкий аромат.
– Что это за табак? – поинтересовалась я, с удовольствием вдыхая запах.
– Сорт называется «Ваниль». Это мой любимый, и я всегда курю только его, – пояснил он и улыбнулся.
Но тут же стал серьезным и довольно сурово продолжил:
– Но почему ты позволяешь себе так распускаться?! Я вчера приехал из Питера, был по делам, позвонил Елизавете Викторовне и с изумлением узнал о тебе.
– А ты ее знаешь? – удивилась я.
– Да мы с Петром один спортклуб много лет посещали! Он ведь карате занимался, как и я.
– Понятно, – тихо сказала я. И с трудом удержалась, чтобы не спросить: «И одну секту посещали?»
– Странно, что он утонул, – еле слышно заметил Степа. – Он ведь был отличным спортсменом. И плавал тоже отлично.
Он глянул на меня и покраснел.
– Ой, милая, извини! Давай больше не будем об этом! – извиняющимся тоном сказал он.
– Почему? Если хочешь, то говори, – разрешила я.
– Не хочу бередить твои раны. Но с алкоголем тебе лучше завязывать, Таня. Я тут на кухне столько бутылок пустых нашел! Вынес их все, пока ты спала.
– Спасибо, – равнодушно поблагодарила я, кутаясь в плед.
– И знаешь, тебе нужно просто все поменять. Начни с этой квартиры. Попроси разрешения у Елизаветы Викторовны, она сказала, что сдает ее тебе временно, и хотя бы мебель переставь. И шторы другие, ну еще что-нибудь по мелочи. А то так и с ума недолго сойти. Я могу тебе помочь. У меня отпуск две недели. Хотел на море махнуть, но сейчас там сыро и ветрено, так что лучше останусь в Москве.
– А ты где живешь? – спросила я.
– Да здесь неподалеку, – рассмеялся он. – Через две станции метро.
Оказалось, что Степан жил возле метро «Нагатинская» в однокомнатной съемной квартире. Он был ровесником Петра и уже давно уехал от родителей и младшей сестренки, предпочитая снимать отдельное жилье.
– И заметь, на другом конце города, – тихо рассмеялся он. – Надоела эта бесконечная опека.
Я слушала его неторопливую речь, вдыхала ванильный аромат и постепенно расслабилась. И даже начала дремать. И вдруг то, что он сказал, вызвало невольную дрожь, и я резко открыла глаза.
– И мне кажется, что все они, и Тору, и Манами, и в особенности Юкио, состояли в секте «Аум». А уж про Петра и говорить нечего! Он мне как-то предлагал посетить их собрание, но я сразу и категорически отказался. Оно мне надо?! – возмущенно заметил Степа.
Я села на диване и пристально на него посмотрела.
– А ты ничего об этом не знаешь? – осторожно спросил он, видя, что я явно заинтересовалась.
Я только отрицательно покачала головой.
– Так вот, – продолжил он, – это самая настоящая секта! Их вождь, некий Асахара, провозгласил себя «спасителем», ни более ни менее. Представляешь? – рассмеялся он.
– Да, – натянуто улыбнулась я.
– Вы ведь были как раз в Токио, когда он отдал приказ об этих чудовищных газовых атаках, – продолжил Степа. – Правда, этот гад, как и его приспешники, так и не взял на себя вину. Еще бы! Хотя ему и так грозит виселица, вот увидишь!
– Это точно? – мгновенно оживилась я.