Русская грамматика по методу Монтессорий

Можно взять любое слово, нужно только, чтобы ребёнок знал в отдельности буквы, его составляющие. Ребёнок, знающий много букв, может с лёгкостью составлять какое угодно слово, даже на иностранном языке. Но для этой цели следует брать только хорошо знакомые ребёнку слова, чтобы всякий раз он усваивал какое-нибудь понятие, и работа его не была бы чисто механической, что вполне допустимо при первой стадии метода, то есть, при ощупывании букв. Как только слово составлено, ребёнку предлагают прочесть его. И тут мы видим, что это не всегда даётся ребёнку с той лёгкостью, с какой он большей частью составляет слово: он прочитывает его с некоторым усилием, а иногда глядит на него с недоумением, не узнавая своего собственного творения.

Руководительница в этом случае помогает ребёнку, прочитывая составленное слово, буква за буквой с большой отчётливостью, и приглашая его повторить слово раз, два, а иногда и несколько раз. И вдруг наступает момент, когда ребёнок схватывает суть дела. Он начинает понимать, что поставленные рядом значки (буквы), обозначающие произносимые руководительницей звуки, составляют слово, ею продиктованное. Каким образом возникает в сознании ребёнка это понимание, мы не знаем, и я, на часто обращаемые ко мне вопросы, как усваивают дети слияние звуков при составлении слов, не могу дать никакого ответа, ибо я этого не знаю. Знаю достоверно только одно, что это понимание у большинства детей проявляется внезапно, как внезапно проявляется умение писать, описанное прекрасно Монтессори в её книге «Дом Ребёнка» и случавшееся в нашей практике. Это не значит, что они обучаются этому сразу. Понимание и умение являются результатом более или менее длительной подготовки, как бы интуиции, но интуиция не есть нечто случайное. Она, по прекрасному определению профессора И. И. Лапшина, представляет собой «мгновенную трату заранее накопленного, часто огромного капитала».

Что происходит в мускулах и мозгу младенца, когда он в один прекрасный момент, ползая по полу, вдруг поднимается и делает свой первый шаг, или, лепеча механически, ни с чем, не связывая целый ряд звуков и слогов, произносит сознательно, глядя на мать, слово «мама»? Мы не знаем. Не есть ли это тоже мгновенная трата накопленного длительно капитала? То же происходит и в умственном упражнении ребёнка – в составлении слов и письме.

Раз ребёнок пришёл к такому пониманию, он начинает упражняться самостоятельно с большим интересом, и часто двигаясь вперёд с удивительной лёгкостью и быстротой. В самом начале упражнений, когда ребёнок слышит впервые предлагаемое ему слово, как бы хорошо ни было оно ему знакомо, он не схватывает его целиком. Он слышит отдельные звуки, что доказывается тем, что руководительница должна повторять отчётливо и раздельно звуки, составляющие слово, а также действиями ребёнка: я произношу слово каша, и ребёнок хватает, прежде всего, букву ш. Саша – то же самое, Маша – берёт м и ш, пол, стол – ребёнок берёт л, лампа – берёт п, мотор – хватает р, карандаш – берёт, прежде всего, ш и при вторичном повторении берёт р и так далее.

Свойство маленьких детей схватывать из речи взрослых отдельные слова не по смыслу, а по звукам, поразившим их слух, – знает каждый человек, наблюдающий маленьких детей, а также по воспоминаниям своего собственного раннего детства. Профессор Э. Кирпатрик («Основы педологии») говорит, что маленькие дети легче всего воспринимают тон и ритм, главное, ритм произносимых взрослыми слов. До смысла этих слов им, собственно говоря, большей частью нет никакого дела. Они слушают человеческую речь с таким же удовольствием, как мы слушаем музыку, причём огромную роль играет для них тембр голоса, а потому руководительница с тихим и мягким голосом может рассчитывать на больший успех в смысле развития речи своих питомцев.

Одна взрослая девушка, очень хорошо помнящая своё раннее детство, рассказывала мне, какое незабываемое наслаждение доставляло ей, совсем маленькой девочке, прислушиваться из другой комнаты по вечерам, когда она уже лежала в кровати, к разговору взрослых, доносившемуся до неё из соседней комнаты. Она слышала ясно все слова, но не понимала ни одного, они сливались для неё в ряд приятных звуков. Её занимали и увлекали переливы голосов и мерное произношение слов. Иногда какое-нибудь слово поражало её слух какими-нибудь отдельными составляющими его звуками, и она схватывала его, не целиком, а только частью, иногда даже отдельным слогом, и начинала повторять.