Русская и советская фантастика (повести и рассказы)

В самом деле, нельзя было назвать этих нечаянных гостей красавцами. У одного казака голова была больше туловища; у другого толстое брюхо почти волочилось по земле; у третьего глаза были зеленые, а нос крючком, как у филина, и у всех волосы рыжие, а щеки, как раскаленные кирпичи, когда их обжигают на заводе. Но всех куриознее показался ему приказный в долгополом сюртуке: такой исковерканной и срамной рожи он сродясь не видывал! Его лысая и круглая, как бильярдный шар, голова втиснута была промежду двух узких плеч, из которых одно было выше другого; широкий подбородок, как набитый пухом ошейник, обхватывал нижнюю часть его лица; давно не бритая борода торчала щетиною вокруг синеватых губ, которые чуть-чуть не сходились на затылке; толстый, вздернутый кверху нос был так красен, что в потемках можно было принять его за головню; а маленькие, прищуренные глаза вертелись И; сверкали, как глаза дикой кошки, когда она подкрадывается ночью к какому-нибудь зверьку, или к сонной пташечке. Он беспрестанно ухмылялся, «но эта улыбка, — говаривал не раз покойный мой батюшка, — ни дать, ни взять, походила на то, как собака оскаливает зубы, когда увидит чужого или захочет у другой собаки отнять кость».

Вот как гости, опорожнив штоф запеканки, остались без дела, то батюшка, желая занять их чем-нибудь до ужина, начал с ними разговаривать.

— Ну что, приятели, — спросил он казаков, — что у вас на Дону поделывается?

— Да ничего — отвечал казак с толстым брюхом. — Все по-прежнему: пьем, гуляем, веселимся, песенки попеваем…

— Попевайте, любезные, — продолжал батюшка, — попевайте, только бога не забывайте!

Казаки захохотали, а приказный оскалил зубы, как голодный волк, и сказал:

— Что об этом говорить, сударь! Ведь это круговая порука: мы его не помним, так пускай и он нас забудет; было бы винцо да денежки, а все остальное трынь-трава!

Батюшка нахмурился; он любил пожить, попить, пображничать; но был человек благочестивый и бога помнил. Помолчав несколько времени, батюшка спросил подьячего, из какого он суда?

— Из уголовной палаты, сударь, — отвечал с низким поклоном приказный.

— Ну что поделывает ваш председатель? — продолжал батюшка. А надобно вам сказать, господа, что этот председатель уголовной палаты был сущий разбойник.

— Что поделывает? — повторил приказный. — Да то же, что и прежде, сударь: служит верой и правдою…

— Да, да! верой и правдою! — подхватили в один голос все казаки.

— А разве вы его знаете? — спросил батюшка.

— Как же! — отвечал казак с совиным носом, — Мы все его приятели и ждем не дождемся радости, когда его высокородие к нам в гости пожалует.

— Да разве он хотел у вас побывать?

— И не хочет, да будет, — повторил казак с большой головою. — Не так ли, товарищи?

Все гости опять засмеялись, а подьячий, прищурив Свои Ишачьи глаза, прибавил с лукавой усмешкою:

— Конечно, приехать-то приедет, а нечего сказать, тяжел на подъем! Месяц тому назад совсем было уж в повозку садился, да раздумал.

— Как так? — вскричал батюшка, — да месяц тому назад он при смерти был болен.

— Вот то-то и есть, сударь! По этому-то самому резонту он было совсем и собрался в дорогу.

— А, понимаю! — прервал батюшка. — Верно, доктора советовали ему ехать туда, где потеплее?

— Разумеется! — подхватили с громким хохотом казаки. — Ведь у нас за теплом дело не станет: грейся сколько хочешь.