Мы уже говорили о ней довольно подробно в «Курилке». Написана она была сразу после победы Муссолини в Италии, когда Бердяеву (он был очень, порою чрезмерно, увлекающийся человек) на миг показалось, что «фашизм — единственное творческое явление в жизни современной Европы». Ну, вот ВСХСОН, следуя за своим тогдашним кумиром, и противопоставил «выродившимся говорильням», т. е. западным парламентам, «представительство реальных корпораций».
Мир, однако, довольно существенно с 1920-х годов изменился, и цена фашистской риторике так же, как ее результаты, теперь общеизвестны. Да и Бердяев впоследствии многократно раскаялся в своей ошибке, но идеологам «бердяевского кружка» важно было не то, что их наставник по неизреченному своему легкомыслию увлекся однажды Муссолини, но то, что риторика эта была
Что тут скажешь? Безусловно, эти, молодые тогда люди стремились к свободе. Но к свободе стремились в XIX веке и славянофилы, основоположники «русского пути». В этом смысле и те и другие, несомненно, были либералами. Только свобода их должна была непременно быть особенной, «русской свободой», гарантией не столько от власти, сколько от Запада. В случае славянофилов гарантировалась она, как это ни парадоксально, самодержавием, в случае ВСХОН — теократией. В этом смысле были они НАЦИОНАЛ-либералами. И ожидало их — не будь их мужественный порыв так трагически прерван арестом и лагерями, — то же будущее, как объяснила нам «лестница Соловьева», что и славянофилов, т. е. превращение из паладинов свободы в слуг реакции.
Теократия и гражданские права
Так или иначе, теократический характер нового государства обеспечивался, согласно Программе ВСХСОН, «блюститель-ным» Верховным Собором, который «должен состоять на одну треть из лиц высшей иерархии церкви и на две трети из выдающихся представителей нации», избираемых неизвестно как, но пожизненно (церковь, естественно, подразумевалась православная). И «выдающиеся представители», надо полагать, тоже. По крайней мере, уже известный нам Вагин заверил радио «Свобода», что «исповедует веру Достоевского: русский — это православный, и религия является глубинной сущностью русского человека». Тому же православному Собору будет принадлежать «право вето, которое он может наложить на любой закон или действие, которое не соответствует основным принципам социал-христианства». И тот же православный Собор, наконец, будет избирать правителя государства — «представителя народного единства».
Организованное таким образом социал-христианское государство должно будет гарантировать «основные права человека и гражданина». Прав обещано было много, еще больше, чем в сталинской конституции 1936 года. Но так же, как в ней, не был указан РАБОЧИЙ МЕХАНИЗМ, способный обеспечить их соблюдение. И по той же причине. Социал-христианство не предусматривало политическую оппозицию — единственную, как свидетельствует опыт, реальную гарантию осуществления прав человека.
Достоевскому, скажем прямо, было легче. Он не писал проектов государственного устройства будущей России и не намеревался стать одним из ее политических лидеров. Но Вагин-то писал. И намеревался. И поэтому нас должен интересовать политический смысл его определения, что «русский — это православный». Я не говорю уже, что Россия страна многоконфессиональная, что есть в ней и мусульмане, и буддисты, и католики, и протестанты, и иудеи, и, наконец, неверующие. Как будут соблюдаться права всех этих категорий населения, если они не представлены в Верховном Соборе православного государства? Тем более, что составляли они в границах советской империи по меньшей мере половину ее населения?
Возможно, конечно, что какая-то их часть будет присутствовать в «представительстве сельских общин и национальных корпораций». Но и в этом случае присутствовать будут они там не в качестве представителей своих конфессий, но лишь представляя эти самые общины и корпорации. И не забудьте о праве вето, которое православный Собор может наложить на любое решение многоконфессионального «представительства». Боюсь, не признал бы в идеологах ВСХСОН своих учеников Николай Александрович Бердяев.