И мыслящая часть общества, интеллигенция, не желала мириться, как всегда в России было, с перспективой деградации. И словно из-под земли явилась неожиданно целая серия альтернативных проектов ее возрождения. Они были очень разные. Возродилось, конечно, старинное деление общества на либералов и националистов, чемпионов Русской идеи. Мало того, каждое из этих идейных течений в свою очередь разделилось — на старших и младших, так сказать. На статусных или «системных», как сейчас говорят, оппозиционеров, и диссидентов, главным образом молодежь открыто (или легально, эзоповским языком) конфронтирующих с властью, обрекавшей страну на деградацию.
Системные либералы, например, склонялись поначалу к конвергенции социализма и капитализма, т. е. к соединению каким-то образом лучших черт обеих конкурирующих в мире социально-политических систем. Одним словом, к «социализму с человеческим лицом». Это выглядело логичным в мире, где ни одна из ядерных сверхдержав не могла, казалось, победить другую, не уничтожив мир. Либеральное диссидентство, с другой стороны, с самого начала усвоило западную идеологию прав человека. Соблюдайте свою конституцию! — требовало оно от власти, «живите не по лжи!» Так начиналась диссидентская Левая (я буду употреблять спорную сегодня «лево-правую» терминологию в общепринятом тогда смысле).
Важно нам здесь лишь то, что таким же образом разделились и националисты. Если системная их фракция усматривала корень зла в XX съезде и в отходе от «сталинских норм», диссидентская была готова к «национально-освободительной революции за свержение диктатуры коммунистической олигархии.» Это я цитировал лозунг подпольного ВСХСОН (Всероссийского Социально-Христианского Союза освобождения народа) — подробно о нем далее, — с которой начиналась диссидентская Правая.
Еще важнее для нас вопрос, почему возродилась Русская идея именно на этом историческом перекрестке. Как видели мы уже в первой части исследования, появляется она лишь как ответ национализма на грозные симптомы деградации традиционной политической системы. И важно это потому, что дает нам точный сигнал («критерий» на академическом языке), что деградация системы НАЧАЛАСЬ. Так было во второй четверти XIX века — после провала реформистских попыток «волюнтариста» Александра I, ссылки Сперанского и разгрома декабристского поколения. Так повторилось и в 1960-х, когда появилась Русская партия.
И. С. Глазунов В. А. Солоухин
Нет, конечно, это не была формальная партия с уставом и программой, скорее, аморфное движение, негласный союз «патриотических» интеллектуалов с истеблешментарной оппозицией (вдобавок еще, как мы уже говорили, разделенный поначалу на непримиримые фракции), единственным оружием которого были идеи. Но мощны и заразны, как мы уже знаем, националистические идеи.
Пробуждение
Но сначала о культурной атмосфере тех лет. Я понимаю, что читательское терпение имеет предел. В особенности, когда на него вот-вот обрушится водопад незнакомых имен. В свое время многие из них были знаковыми, но сейчас… Об Илье Глазунове, знаменитом когда-то художнике, игравшем в 60-е ту же роль, что сегодня Никита Михалков, т. е. идейного вдохновителя «православно-монархического» крыла Русской партии, или о Феликсе Чуеве, певце «красного патриотизма», прославившегося двумя строками в стихах о музее будущего, где в середине наш генералиссимус И маршалы великие его, -
еще могли что-то слышать. Но, скажем, имя А. В. Никонова, главного редактора журнала
Я буду, конечно, стараться амортизизировать, если хотите, этот поток незнакомых имен. Но иногда он будет все-таки зашкаливать. Что поделаешь, без десятков темных имен функционеров со Старой площади, из ЦК комсомола или из Союза писателей — не обойтись, говоря о том, как все это начиналось. У истории, как у летописей, есть свои неудобства. Так что извините заранее. А теперь к делу.