Наиболее полную картину этой внутригородской социальной борьбы, представляющей полную параллель сельскому движению, описанному автором романовского памфлета, дает псковский летописец. Псков после Москвы и после разгрома Новгорода Иваном Васильевичем был, вероятно, крупнейшим экономическим центром России. Классовые отношения, в их тогдашней форме, были там наиболее развиты, и смена классов у власти выступает поэтому в летописи особенно отчетливо. Антагонизм «лучших» и «меньших» здесь наметился очень рано — и как раз в связи с признанием или непризнанием правительства Шуйского. Еще в дни болотниковского бунта последний в числе других городов запросил денежной помощи и у Пскова. Городское правительство, гости, готовы были дать деньги — не свои, разумеется, а собранные со всего Пскова. «Черные люди» очень неохотно подчинились платежу и послали в Москву своих выборных, на которых гости доносили как на крамольников и которые в Москве оказались в очень близких отношениях к псковским стрельцам, весьма скоро изменившим Шуйскому. Псковский воевода, боярин Шереметев, как почти все бояре того времени, враждебный царю Василию, играл двойную роль: официально он был на стороне «законной власти», правивших Псковом представителей торгового класса, «гостей», а под рукою помогал тушинским агентам. Но пока «меньшие» были безоружны, дальше «крамольных речей» они не шли. Делу дало быстрый ход появление в Пскове изменивших московскому правительству стрельцов, а в окрестностях города — тушинских отрядов. Мелкие служилые, которыми наполнены были псковские пригороды — пограничные крепости — поцеловали крест Дмитрию Ивановичу. А в самом городе набравшиеся теперь смелости «народи» «похваташа лутчих людей и гостей и пометаша их в темницу». Это было в августе 1608 года. Вслед за гостями попал в тюрьму и игравший двойную игру воевода. «Меньшие» со стрельцами оказались хозяевами города. Но у псковской демократии не было уверенности в своей полной победе: ей казалось, что «лучшие» и в тюрьме устраивали против нее заговоры, и 1 сентября во Пскове разыгрались сцены, живо напоминающие читателю «сентябрьские убийства» Великой французской революции. Когда по городу разнесся слух, что из Новгорода идут «немцы», нанятые будто бы Шуйским, толпа псковичей бросилась «на начальников градских и на нарочитых града мужей, иже бяху в темницу всажени». Их вытащили из тюрьмы и «нужною смертию умориша»: одних посажали на кол, другим отрубили головы, третьих подвергли телесному наказанию, и у всех конфисковали имение. Бывшего воеводу, Шереметева, удавили в тюрьме. Вся расправа производилась от имени царя Дмитрия. Но конфискация не остановилась на имуществе казненных: демократическое начальство захватило в пользу города казну владыки и монастырей и подвергло гостей такому же принудительному побору в пользу тушинского правительства, какому они раньше подвергали «черных людей» в пользу царя Василия. И демократический террор не остановился на сентябрьских убийствах. Во Пскове вскоре случился большой пожар, причем взрывом порохового погреба разрушило кремль. «Псковичи же народ,