Русская история. Том 1

Во времена «хрущевской оттепели», «застоя» и так называемой «перестройки» историки не раз проявляли интерес к научному наследию М. Н. Покровского (им было написано более 500 научных трудов), всякий раз пытаясь уложить его в жесткие рамки новых идеологических догм либо огульно развенчать. Однако по сей день остается актуальным вывод М. В. Нечкиной, сделанный еще в начале 20-х годов XX века в отношении «Истории России с древнейших времен»: «Этот труд представляет собой крупный вклад в науку… Грядущий исследователь русской истории обязательно пройдет через изучение работы М. Н. Покровского. Можно с ней не соглашаться, но нельзя ее обойти».

Глава I Следы древнейшего общественного строя

С чего началась Древняя Русь ♦ Взгляды Шторха, Славянофилы и западники ♦ Скудость летописных данных ♦ Лингвистические данные. Славяне как лесной народ ♦ Славяне как автохтоны Восточной Европы. Вопрос о прародине славянского племени ♦ Культура Российской равнины по Геродоту ♦ Культура праславян по данным лингвистики ♦ Старая схема экономического развития, ее ошибочность ♦ Мотыжное земледелие ♦ Древнейшие тексты: показания арабов ♦ Древнейшая общественная организация ♦ Дворище и печище ♦ Следы матриархата ♦ Экономические основы древнеславянской семьи ♦ Семья — государство ♦ Власть отца ♦ Племя. Происхождение князей; условия их появления ♦ Следы власти отца в княжеском правлении

Еще писатели XVIII века никак не могли помириться на том, с чего началась Древняя Русь. В то время как пессимисты, вроде кн. Щербатова или Шлецера, готовы были рисовать наших предков X столетия красками, заимствованными с палитры современных этим авторам путешественников, создавших классический тип «дикаря», чуть не бегавшего на четвереньках, находились исследователи, которым те же самые предки казались почти просвещенными европейцами в стиле того же XVIII века. Щербатов объявил древних жителей России прямо «кочевым народом». «Хотя в России прежде ее крещения, — говорил он, — и были грады, но оные были яко пристанища, а в протчем народ, а особливо знатнейшие люди, упражнялся в войне и в набегах, по большей части в полях, переходя с места на место, жил». «Конечно, люди тут были, — солидно рассуждал Шлецер, — Бог знает, с которых пор и откуда, но люди, без правления жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса». Древние русские славяне были столь подобны зверям и птицам, что торговые договоры, будто бы заключенные ими с греками, казались Шлецеру одной из самых наивных подделок, с какими только приходится иметь дело историку. «Неправда, — возражали Щербатову и Шлецеру оптимисты вроде Болтина, — руссы жили в обществе, имели города, правление, промыслы, торговлю, сообщение с соседними народами, письмо и законы». А известный экономист начала XIX века Шторх не только признает за русскими славянами времен Рюрика торговлю, но и объясняет из этой торговли и созданного ею политического порядка возникновение самого Русского государства. «Первым благодетельным последствием» ее было «построение городов, обязанных, может быть, исключительно ей и своим возникновением и своим процветанием». «Киев и Новгород скоро сделались складочными местами для левантской торговли; в обоих уже с древнейших времен их существования поселились иностранные купцы». Эта же торговля вызвала второй, несравненно более важный переворот, благодаря которому Россия получила прочную политическую организацию. «Предприимчивый дух норманнов, их торговые связи со славянами и частые поездки через Россию положили основание знаменитому союзу, подчинившему великий многочисленный народ кучке чужеземцев». И дальнейшую историю Киевской Руси, и походы князей к Царьграду, и борьбу их со степью Шторх объясняет теми же экономическими мотивами, цитируя и так хорошо известный всем теперь, благодаря курсу проф. Ключевского, рассказ Константина Багрянородного о торговых караванах, ежегодно направлявшихся из Киева в Константинополь.