Русская история. Том 1

Возрождению старых экономических форм должно было отвечать воскресение старого политического режима. Все учебники переполнены описаниями «злоупотреблений» московской администрации XVII века. Обычно они рисуются как продукт свободной «злой воли» тогдашнего чиновничества. Иногда к этому присоединяются еще фразы о «некультурности» современников царя Алексея, и объяснение считается исчерпанным, если историк напомнит своему читателю об упадке «земского начала» в те времена и замене его «началом приказным». «Бюрократия» в глазах среднего русского интеллигента так недавно еще была столь универсальным объяснением всяческого общественного зла, что углубляться далее в причины вещей было совершенно излишней роскошью.

Для упрощения вопроса полезно с первых же шагов расквитаться с предрассудком о «приказном начале». Если понимать под торжеством этого последнего замену общественного самоуправления бюрократическим самоуправством, историческая действительность не дает для такого объяснения никаких опорных пунктов. Все те «органы общественной самодеятельности», которые были созданы XVI веком, остались и в XVII столетии, вплоть до эпохи Петра, под теми же именами, а слегка костюмированные — и много позже. От того, что земский староста стал называться бургомистром, земский целовальник — ратманом, а земская изба — магистратом, читатель согласится, большой перемены быть не могло. Губные власти также дожили до Петра, и то, что при нем вместо губного головы мы находим ландрата или комиссара, не более резко меняло сущность дела. Если же под развитием приказного начала понимать образование профессиональной группы чиновников — в XVII веке почти исключительно финансистов или дипломатов, юристы к ним присоединились гораздо позже, — то такая дифференциация шла на счет феодального режима, а никак не на счет «самоуправления» вообще. Феодальная Россия, как и феодальная Европа, знала только одно разделение правительственных функций: духовную и светскую власть. Представители той и другой, каждый в своей сфере, делали все, что теперь выполняется самыми разнообразными профессионалами: и судили, и подати собирали, и дипломатическими сношениями заведовали, и войсками командовали[157]. Усложнение правительственного механизма, параллельно экономическому развитию, повело к выделению в руки особых специалистов, отчасти буржуазного происхождения, трех первых из перечисленных функций, и за феодальной знатью осталось, ближайшим образом, лишь военное начальство. Это и было «образованием бюрократии» как у нас, так и на Западе, одинаково. Факт, о котором могут сожалеть лишь представители исторического романтизма, вздыхающие об утраченной гармонии средневекового быта. Современному читателю, буржуазному или небуржуазному, нет ни малейшего основания присоединяться к этим вздохам. Соотношение общественных сил не могло измениться от того, что способ действия этих сил стал сложнее: характер режима определяла его классовая физиономия, а не то, осуществлялся ли он людьми штатскими или военными.