Экономические основания для того, чтобы «иноземное засилье» приняло в России того времени форму «английского засилья», были вполне достаточные. «До очевидности ясно, — говорит одна современная записка (английская, — этим объясняется ее тон), — что торговля с Великобританией в течение многих лет была и поныне продолжает быть для России более выгодною, чем торговля со всякой другой европейской нацией; по нашим расчетам, одна торговля с нами доставляет ей более дохода, чем торговля со всеми прочими европейскими нациями, вместе взятыми: великобританские подданные вывозят две трети всей пеньки, более половины всех вывозимых кож, столько же льна, более трех четвертей всех полотен и, по крайней мере, столько же железа, весь поташ, большую часть ревеня, рыбьего клея, щетины, воска и проч., и за три четверти этих товаров в течение последних лет платили и поныне платят русскими деньгами. И вся эта масса русских продуктов, исключая кожевенного товара, ввозится в Великобританию». Но англичане, естественно, считали для себя не очень выгодным такое положение вещей: им было бы больше расчета ввозить в Россию, в обмен на сырье, свои товары.
Если бы при этом цены на эти последние и на русские продукты установились достаточно для англичан выгодные, Россия экономически попадала бы в разряд английских колоний. В правление Верховного тайного совета, покровительствовавшего туземной буржуазии, дело шло, однако же, как раз наоборот: «Хотя, — продолжает цитируемая записка, — в Англию русских товаров ввозится и теперь почти столько же или даже сполна столько же, как и в предыдущие годы, вывоз из Англии в Россию за последние десять лет уменьшился, по крайней мере, на половину». Англичане видели этому две причины: во-первых, конкуренцию прусских и голландских мануфактур, во-вторых — перенесение торговли из Архангельска на Балтийское море. С 1724 года пруссаки сделались постоянными поставщиками сукна для русской армии: косвенное, но очень яркое доказательство краха, постигшего петровские суконные мануфактуры. Из Голландии главным образом шли те фабрикаты, что служили для меновой торговли с Персией, — их ввозили туда в обмен на вывезенный шелк-сырец. Замена же Архангельска в деле английского вывоза не Петербургом, как бы мы ожидали, а Ригой — невыгодна была в том отношении, что на рижском рынке приходилось расплачиваться наличными деньгами, тогда как в Архангельске торговля была меновая. Это положение вещей намечало, таким образом, три основные линии английской торговой политики: устранение прусской конкуренции, воскрешение на Балтийском море добрых старых обычаев Архангельска и, в качестве венца всех успехов, захват в свои руки вывоза шелка из Персии. При Бироне Англии суждено было иметь триумф на всех этих трех полях битвы, не исключая и последнего.