Русская история. Том. 3

Итак, «манчестерцы» оказались правы: земледельческий труд в России стал производительнее с тех пор, как он стал «свободным», хотя бы и в кавычках. Что было бы, если бы он стал свободным в подлинном смысле слова, мы с трудом можем себе представить. Но это были бы праздные мечтания: вернемся к реальности. Наряду с предрассудком насчет оскудения помещиков непосредственно после реформы и благодаря ей, прочно живет и другой, гласящий, что «манчестерцы», наговорив либеральных фраз, под шумок все-таки сохранили старую барщину — в виде знаменитых отработков. «Отрезав» у крестьян, по «Положению от 19 февраля», земли, для тех абсолютно необходимые, — луга, выгоны, даже места для прогона скота к водопою, — помещики заставляли их арендовать эти земли не иначе, как под работу, с обязательством вспахать, засеять и сжать на помещика определенное количество десятин. Что на таких началах велось помещичье хозяйство нечерноземной полосы в 70-х годах, это категорически подтверждает Энгельгардт (его «Письма из деревни», как известно, — единственный в своем роде памятник экономической истории России в пореформенную эпоху). Он говорит, что когда он сел на землю и начал хозяйничать, ни один разумный помещик в его округе (и он сам в том числе) не сдавал крестьянам «отрезков» за деньги. Многие жили только «отрезками»; один хвастал, что его отрезки охватывают, как кольцом, 18 деревень, которые все у него в кабале; едва приехавший арендатор-немец в качестве одного из первых русских слов запоминал atreski и, арендуя имение, прежде всего справлялся, есть ли в нем эта драгоценность. Но работа крестьян за арендуемую у барина землю — это, говорят, та же барщина: где уцелели отработки, там сохранилось по-прежнему барщинное хозяйство. Однако, во-первых, это не одно и то же, — хотя повод к смешению и подал такой авторитет, как Маркс, рассматривающий отработки и барщину как две разновидности одного типа хозяйства. На самом деле это два разных типа, и Маркс в другом месте указал совершенно правильный принцип различения этих двух типов, установив разницу экономического и внеэкономического принуждения. Крепостные крестьяне юридически были обязаны отбывать барщину, — экономически они вовсе не были к этому вынуждены; хотя теоретически надел барщинного крестьянина и может рассматриваться как обеспечение его барщинной повинности, но на практике в русском крепостном имении он обеспечивал вовсе не ее, а повинности крестьянина перед казной, подати (которые иначе помещик вынужден был бы платить из своего кармана). Едва ли можно указать случай, чтобы у крестьянской семьи был отобран надел, т. е. чтобы крестьянское хозяйство было разорено из-за того, что члены данной семьи плохо работали на барщине: применивший такую «меру взыскания» помещик вполне уподобился бы высекшей самое себя унтер-офицерше. За плохую барщину можно было сменить большака, что и делалось, отдать семью под надзор другой, более исправной, взыскать со всей общины, наконец, по круговой поруке; но если помещик иногда обезземеливал крестьян, он делал это вне всякой связи с тем, исправны или не исправны они на барщине. С отработками дело обстояло совершенно иначе. Юридически крестьянин вовсе не обязан был снимать отрезки у барина и за то на него работать; но без отрезков он не мог вести своего крестьянского хозяйства; в силу этого отработки являлись для него экономической необходимостью. В сущности, все равно, что заставляет человека продавать свой труд, и если не все равно, что он за этот труд получает, то тут именно разница видовая, а не родовая. Отработочный крестьянин, батрак с наделом, сельский пролетарий — это три последовательные ступени развития наемного труда в земледелии. Причем даже и настоящий наемный работник может получать свою плату — или часть ее — не деньгами, а натурой. Блестящим примером этого является скотник Энгельгардта[84]. Отработочное хозяйство — не простая маскировка крепостного: это, экономически, хозяйство полубуржуазное. И очень характерно, что двадцать пять лет после реформы даже это полубуржуазное хозяйство в России не являлось уже правилом. Поданным 1883–1887 годов, все губернии России можно было разделить на три такие группы:

Но сюда входят данные и о мелкопоместном хозяйстве, лучше всего консервировавшем остатки крепостного права. Если мы возьмем пример с одними средними или крупными имениями, преобладание капиталистической системы станет еще рельефнее. Цитируемый нами автор приводит 4 уезда Курской губернии, где наемный труд применялся так: