«При лейб-уланском полку, которым командовал великий князь Константин Павлович, состоял ветеринар по фамилии Тортус, прекрасно знавший свое дело, но редчайший пьяница.
Тортус разыгрывал в полку роль Диогена и своим ломаным русским языком говорил правду в лицо всем, великому князю, называя всех на “ты”. Константин Павлович очень любил Тортуса и никогда не сердился на его грубые ответы и выходки.
Однажды во время похода великий князь, приехав на бивуак, спросил Тортуса, хорошо ли ему при полку?
– В твоем полку нет толку! – отвечал старик и, махнув рукой, ушел без дальнейших объяснений.
Раз великий князь постращал за что-то Тортуса палками.
– Будешь бить коновала палками, так станешь ездить на палочке, – заметил хладнокровно Тортус.
В другой раз великий князь похвалил его за удачную операцию над хромою лошадью.
– Поменьше хвали, да получше корми, – угрюмо отвечал старик.
Великий князь рассмеялся, велел Тортусу прийти к себе, накормил его досыта и сам напоил допьяна».
Николай I
Личная жизнь «жандарма Европы»
В декабре 1825 года в течение двух недель Константин считался императором, несмотря на подписанный им ранее акт отречения от престола. Он не приехал в столицу, чтобы подтвердить свое отречение, предоставив Николаю самому разбираться с восставшими войсками, а положение было серьезным. Николай даже распорядился заготовить экипажи для членов царской семьи с намерением «выпроводить» их под прикрытием кавалергардов в Царское Село. «Самое удивительное в этой истории – это то, что нас с тобой тогда не пристрелили», – сказал он впоследствии своему брату Михаилу.
Больше всего Николай боялся того, что волнения могли охватить и чернь. А опасность эта была реальной: к площади подтягивалось все больше и больше зевак. Они толпились в окрестных переулках и усеяли крыши домов. «Как мы вон там около мунаминта-то[15]
проходили, московцы баили, будто хотят обидеть Государя, кому намеднись мы присягнули; корону, значит, Богом данную, отнять у него. Вот они и кричат “ура” Константину Павловичу: допущать его до обиды-то им нежелательно», – так пересказывали разговоры зевак на улицах.