Русская история в легендах и мифах

«Что касается Петербурга, то он живописно расположен на прекрасной реке, называемой Невой… Город стоит на трех островах. На одном расположено Адмиралтейство, которое и дает острову название; здесь же находятся Летний и Зимний дворцы[6]… Второй остров называется Петербургским, на нем расположены крепость и прекрасная церковь, где покоится тело… Петра I, его последней императрицы – Екатерины и нескольких его детей. Третий остров называется Васильевским, на нем расположены биржа, рынок, судебное и торговое управления (называемые здесь коллегиями) и другие общественные здания. Предполагалось, что здесь будут жить купцы; но хотя дома и улицы очень красивы, они по большей части не заселены, поэтому Адмиралтейский остров по населению значительно превосходит другие. Зимний дворец маленький, выстроен вокруг двора, вовсе не красив, в нем много маленьких комнат, плохо приспособленных, и ничего примечательного ни в архитектуре, ни в обстановке, ни в живописи. Летний дворец – еще меньше и во всех отношениях посредственный, за исключением садов, которые милы (а для этой страны – прекрасны), в них много тени и воды».

Рассказала леди Рондо.

Еще много лет европейцы относились к России скептически и злословили по поводу русского двора. Они называли его «самым пышным в Европе», роскошным, но при этом отмечали, что при великолепном костюме здесь можно видеть плохо вычесанный парик, при чудесной материи – плохой покрой, а при изящном наряде – дрянную карету, в убранстве домов соседствовали обилие золота и серебра и страшная нечистоплотность. На один элегантный женский туалет встречались 10 безобразно одетых женщин. «Есть прекрасные лица, но мало тонких талий», – язвительно сообщал Манштейн.

«Раз императрица Екатерина подарила Петру голубой шелковый камзол, вышитый ею собственноручно серебром. Петр взял кафтан и слегка встряхнул. Несколько блесток осыпались на пол.

Смотри, Катенька, – сказал он, указав на них, – слуга сметет это вместе с сором, а ведь здесь с лишком двойное жалованье солдата».

«Невзирая на все старания, употребленные на приведение России в настоящее положение, которое так близко связало ее с остальной Европой и придало ей такой вес в европейских делах, я, признаюсь, усматриваю в ней только грубую модель чего-то, что предполагается усовершенствовать со временем, в чем составные части не сложены, не пригнаны одна к другой, не спаяны, а только наскоро подперты были сначала одной подпоркой, которую впоследствии заменили другой, и стоит только отнять подпорку, как все немедленно рушится», – писал англичанин Финч, добавляя, что первой подпоркой был сам Петр, второй – граф Остерман.