Русская история в легендах и мифах

«Божиею милостию мы, Петр Вторый, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимерский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский и царь Сибирский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея северные страны повелитель, и государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей, и Кабардинские земли, Черкасских и Горских князей и иных многих государств и земель Восточных и Западных Северных Отчичь и Дедичь и наследник и государь и обладатель».

Петр с сестрой Натальей в детстве. Луи Каравак. 1722 г.

До вступления на престол он воспитывался сначала двумя «мамками» из Немецкой слободы, а затем ему были наняты гувернеры, которые из всех наук лучше всего обучили мальчика татарским ругательствам, за что и были самолично биты его царственным дедом. Впрочем, вполне возможно, что виноваты были не только учителя: старшая сестра Петра, великая княжна Наталья, воспитывалась так же, однако в отличие от брата выросла очень умной и образованной девушкой. К сожалению, как и брат, она рано умерла.

На его коронацию Антиох Кантемир написал «Хронистическую эпиграмму», которая с точки зрения современного человека выглядит, мягко говоря, непонятно:

«ПЕТР ПРIя СВышЕ КРеПКу ВЛАСТь НА ЛюДИ

Венчаньем. Творче, помощь крепка буди».

Сейчас трудно понять высокую поэзию осьмнадцатого столетия. Смысл эпиграммы состоит в том, что выделенные крупным шрифтом буквы первого стиха по старославянскому обозначению имеют и числовое значение (в алфавитном порядке: а – 1; в – 2; д – 4; е – 5; и – 8; i – 10; к – 20; л – 30; н – 50; п – 80; р – 100; с – 200; т – 300) и в сумме составляют 1728 – год коронации Петра II.

Ну какую власть мог «приять» одиннадцатилетний мальчик? Само собой: никакой. Всем по-прежнему заправлял Меншиков.

Мария Меншикова – невеста номер два

Ввиду молодости наследника престола Екатериной был учрежден регентский совет, который собрался только один раз: светлейший князь Меншиков предполагал править единолично и не хотел, чтобы советники путались у него под ногами. Для укрепления своей власти он предполагал женить ребенка-императора на своей дочери Марии, которая была старше его на четыре года.

Мария Меншикова. Иоганн Таннауэр. 1727 г.

Эта девушка была уже второй невестой юного императора: еще при жизни Екатерины Алексеевны Остерман разработал проект примирения двух ветвей царствующего дома путем брака 10-летнего Петра Алексеевича и 16-летней Елизаветы Петровны, приходившейся ему родной тетей. Чтобы оправдать брак при столь близком родстве, Остерман оперировал примерами из Библии, вспоминая потомство Адама и Евы. Эти аналогии смутили даже саму Екатерину I, и она отвергла его проект, несмотря на то, что сильно желала видеть свою дочь царицей.

Княжна Мария Меншикова вовсе не была счастлива, что удостоилась высокой чести стать невестой императора. У жениха и невесты не было ничего общего. Сложно предположить какое-то взаимное влечение между 12-летним мальчиком и 16-летней девушкой. Мария была «синим чулком» – замкнутая, не слишком веселая, развитая не по летам. Она много читала, редко улыбалась, не любила шумные развлечения. К тому же она уже была помолвлена с польским графом Петром Сапегой и любила жениха. По слухам, когда Меншиков сообщил дочери об ожидающей ее высокой чести, она даже упала в обморок.

Но Меншикову было мало дела до чувств дочери: он мечтал только о власти. Обручение состоялось через неделю после смерти Екатерины. Мария стала титуловаться императорским высочеством, и на ее содержание из казны ежемесячно отпускалось тридцать четыре тысячи рублей – очень большая сумма.

Иван Долгорукий. Гравюра XVIII в.

Помолвка длилась недолго: летом того же года Меншиков сильно заболел и не мог появляться при дворе. В его отсутствие остальные придворные немедленно принялись интриговать, внушая юному императору неприязнь к светлейшему князю. Особенно активен был барон Остерман, воспитатель Петра, у которого частенько выходили размолвки со светлейшим. Историк Ключевский описывает, как однажды они сцепились в «дружеской беседе». Князь обозвал Остермана атеистом, опустошающим верующую совесть молодого монарха, и пригрозил барону Сибирью, а барон, в ответ заявил, что сослать его, Остермана, князю не под силу, а вот он, барон в состоянии довести его, князя, до казни четвертованием, чего он вполне и заслуживает.