Русская история. В самом сжатом очерке

Последний толчок к войне дало внутреннее положение России: могучим союзником, решившим спор Витте и Безобразова в пользу последнего, оказался Плеве. Мы видели, что к 1903 г. ему удалось несколько запугать русскую интеллигенцию и несколько развратить русского рабочего. Но он не мог не видеть, до какой степени все это ненадежно. Нужны были какие-то гораздо более сильные средства, чтобы отвести надвигавшийся прилив реврлюции куда-то в другую сторону. Народ, явно было, ненавидит все больше и больше «Романовых» и их приспешников. Нельзя ли направить эту ненависть на кого-нибудь другого?

И вот начинаются поиски «национального врага» — сначала внутреннего, потом внешнего.

Малограмотные и невежественные массы всегда с подозрением относятся ко всякому, не похожему на местных, привычных людей, человеку. Всякий иностранец в малоразвитых людях вызывает такие чувства: недаром на языке древних народов «иностранец» и «враг» звучат одинаково или происходят от одного корня. Для темных мещан всякий иностранец подозрителен; а если он конкурирует с ними, лучше их работает или торгует, он им ненавистен. Нельзя ли этим воспользоваться и кстати пугнуть революционеров «гневом народа»?

Начиная с реакции 80-х годов, правительство косо смотрело на евреев, составлявших тогда наиболее трудолюбивую, наиболее живую и интеллигентную часть городского населения юга и запада «Российской империи». Как наиболее живая и подвижная часть городской массы, это была и наиболее восприимчивая к революционной агитации часть. Среди еврейской молодежи были народовольческие кружки, а марксистская литература группы «Освобождение труда» в Вильне, Минске и Киеве стала известна едва ли не раньше, чем где-нибудь в России, — уже с середины 80-х годов. Нельзя сказать, чтобы революционеров среди евреев было больше, чем среди русских; но для царского правительства выгодно было то, что были евреи-революционеры. В свое время оно, мы помним, сумело использовать тот факт, что стрелявший в Александра II в 1866 г. Каракозов был дворянин; еще лучше можно было использовать революционера-еврея. На несчастье правительства, среди организаторов 1 марта была только одна еврейка, да и та играла совсем второстепенную роль: главные участники были чистой русской крови и даже из известных русских фамилий, как Перовская. Тем не менее присутствие среди народовольцев евреев дало толчок к устройству первых еврейских погромов на юге России в 1881—1882 гг. Организатором их, как мы уже упоминали, явился тогдашний директор департамента полиции, будущий министр Плеве.

Погромы сейчас же обнаружили и свою неприятную для правительства сторону. Возбужденная полицейскими агентами толпа не только громила, но и грабила; а так как пограбить больше можно было у богатого еврея, чем у бедняка, то еврейской буржуазии, к революций вовсе не причастной, доставалось больше, нежели еврейской бедноте. Очевидно нужно было организовать преследование евреев как-то иначе. Погромы при помощи темной толпы сменяются со второй половины царствования Александра III «тихим погромом» — в форме всяческих полицейских преследований, обрушившихся на еврейство. Строго проводилась так называемая «черта оседлости», согласно которой евреи не могли жить в великорусских губерниях, а в украинских и белорусских могли жить лишь в городах (где они местами составляли большинство населения, так что выгнать их было никак нельзя), но не в деревне. Евреям был закрыт доступ в учебные заведения так называемой «процентной нормой»: на 100 учеников могло быть не более 3 евреев. Тщательно следили за тем, чтобы евреи не попадали на государственную службу, что бывало в «либеральное» царствование Александра II. Особенной лютостью по отношению к евреям отличался московский генерал-губернатор, великий князь Сергей, младший брат Александра III. Много еврейских ремесленников, издавна живших в Москве и хорошо обслуживавших московское население, было разорено и выгнано в «черту оседлости». В то же время одним из ближайших людей великокняжеского двора был миллионер-еврей, известный железнодорожник Поляков; желавшие торговать в Москве евреи записывались к нему в приказчики, и этих поляковских «приказчиков» было несколько сотен. Таким образом и волки были сыты и овцы целы: и ненависть царской семьи и царских слуг к евреям была удовлетворена, и еврейская буржуазия была цела, — было у кого в минуту жизни трудную перехватить деньжонок.