Русская история. В самом сжатом очерке

Со взрыва «настроения» — подготовленного разумеется революционной пропагандой (говорить о чистой «стихийности» здесь никак не приходится) — на «Потемкине» дело и началось. Привыкнув измываться над запуганной массой новобранцев, начальство перегнуло палку. На корабль привезли мясо с червями. Сознательные матросы немедленно указали товарищам, чем их собираются кормить. Но мясо закупал офицер — с большой для себя выгодой, надо думать, — «престиж власти» требовал, чтобы оно было годным. Судовой доктор немедленно признал, что борщ варить из этого мяса можно. Матросы есть этот борщ отказались. Начальству показалось, что это отличный случай «проявить власть». «Бунтовщики» были вызваны на палубу, и после короткого и совершенно недействительного «увещания» решено было человек тридцать «для примера» тут же расстрелять, — взяв их просто на-глаз, из толпы, первых попавшихся. Очевидцы уверяют, что из этих тридцати многие вовсе даже и не отказывались есть поганый борщ. Такое сочетание крайней жестокости с самой возмутительной несправедливостью могло поднять наименее сознательную массу в мире. Вызванный караул стрелять отказался, а те, кого хотели расстреливать, бросились за винтовками и патронами в «батарейную палубу» (корабельная казарма, где живут матросы). Растерявшееся от такой неожиданности начальство начало стрелять само, один из сознательных матросов был убит, — но через несколько мгновений стрелявшие были за бортом. «Потемкин» оказался в руках революционеров почти неожиданно для этих последних и совершенно вне всякой связи с планом восстания. Он стоял в это время на месте «практической стрельбы» один — остальные суда еще не успели собраться. Но на нем уже был полный комплект снарядов, — оставалось использовать хотя бы его, как боевую силу. «Потемкин» направился в Одессу — «практическая стрельба» происходила недалеко от этого порта.

В Одессе в это время происходила забастовка, достигшая большого напряжения и стихийно начавшая переливаться в вооруженное восстание. Войска много раз прибегали к стрельбе, чтобы рассеять манифестации рабочих и молодежи; жертвы стрельбы насчитывались сотнями. В ответ слышались выстрелы и из среды манифестантов, и начинали кое-где строиться баррикады. В войсках были уже распропагандированные солдаты, надеявшиеся увлечь за собою массу — лишь бы товарищи увидали, что у революции есть реальная сила. К чему повело бы появление в Одесском порту восставшего Черноморского флота в полной боевой готовности, трудно даже себе представить. Вооруженное восстание против царизма действительно могло бы начаться полугодом раньше, — и сам царизм, мы сейчас увидим, был к этому готов. Но и появление одного «Потемкина» страшно подняло настроение бастовавших и привело в панический ужас боровшееся с забастовкой «начальство». Паника особенно усилилась, когда восставший корабль в ответ на некоторое — пассивное — сопротивление этого самого «начальства» сделал по городу несколько выстрелов — совершенно безрезультатных, потому что судовые артиллеристы стрелять явно не хотели и всячески саботировали бомбардировку правительственных зданий, которая несомненно могла бы произвести колоссальное впечатление. Это был уже очень плохой симптом. Еще хуже было то, что среди революционеров не нашлось ни одного человека, способного управлять кораблем. Члены корабельной организации были или мелкие техники или простые матросы; приехавшие из города социал-демократические «комитетчики» понимали в морском деле еще меньше. Пришлось передать команду одному из уцелевших офицеров, которому матросы доверяли, считая его человеком порядочным, но который вовсе не был революционером. Он слушался судового комитета, составившегося из наиболее сознательных матросов, но никакой инициативы разумеется не проявлял.

Паника начальства была таким образом несколько преждевременной, — но сама по себе эта паника была обстоятельством чрезвычайно благоприятным для революционеров, если бы кто-нибудь из них сумел ею воспользоваться. С восставшим кораблем вступили в формальные переговоры как с «воюющей державой». Тело убитого во время восстания революционера-матроса свезли на берег, и здесь его хоронила вся Одесса. Правда, у «начальства» была своя тактика. Оно выжидало: на сухом пути — подвоза тяжелой артиллерии (легкая против броненосца была конечно бессильна), на море — появления севастопольской эскадры, посланной для «усмирения» бунтовавшего корабля.