Заговорщики, в первую минуту ошеломленные рядом неожиданностей, увидав, что во дворце путаница не меньше, чем у них самих, приободрились. Решено было воспользоваться теперь уже не маневрами, а присягой Николаю. Солдатам было рассказано, что Константин вовсе не отрекся, а его отстраняют от престола за то, что он хочет дать России конституцию. Под рукой распустили слух, что есть завещание Александра, скрытое Николаем, которое солдатам убавило срок службы (тогда служили 25 лет), а крестьянам дало волю. Солдаты слушали с жадностью. У заговорщиков однако и в эту минуту не было ясного и твердого решения довести дело до вооруженной схватки с Николаем и теми войсками, которые остались на его стороне. 14 декабря ст. ст. (день присяги) вожди заговора вывели своих солдат на Сенатскую площадь, где стоит памятник Петру, построили их там в каре (квадратная колонна) и стали стоять, ожидая, что к ним присоединятся другие полки. Между тем весь простонародный Петербург поднялся на ноги. Необозримая толпа народа залила Сенатскую площадь и прилегающие улицы. В николаевских генералов бросали камнями и снежками, срывали с ких эполеты. Когда Николай со свитой осмелился показаться на площади, рабочие строившегося тогда Исаакиевского собора прогнали его поленьями; это сам Николай засвидетельствовал в своем дневнике. Началось то, к чему заговорщики были готовы менее всего: народная революция.
Между тем у каре, на Сенатской площади, не было даже и начальника. Рылеев показался на несколько минут, но потом ушел домой. Ему это было простительно: он был плохой военный (отставной мелкий офицер), вдобавок болен в эти дни. Но заговорщиками был назначен специальный «диктатор», гвардейский полковник князь Трубецкой, — этот совсем не осмелился показаться на площади и прятался у родственников. Сам Николай Палкин, правда, был растерян не менее, но среди его свиты нашлись опытные, боевые генералы, не потерявшие голову. На площадь привели артиллерию и конницу, которых у заговорщиков не было. Когда атаку конницы отбили (не декабристы, а те же рабочие своими поленьями), артиллерия открыла огонь картечью по каре и окружавшему народу. В несколько минут все было кончено.
Затем начались массовые аресты. Николай, после удачного подавления вооруженного восстания вновь ободрившийся, сам вел следствие и обнаружил большие жандармские способности. С первого же допроса он успел вытянуть массу имен и подробностей заговора от его участников, после неудачи растерявшихся еще более. Им ловко подавали надежду, что все кончится пустяками, что виновных, самое большее, отставят от службы или пошлют на житье в их деревни. А когда все выведали, учинили самую свирепую расправу: пятеро вождей заговора — Пестель, Рылеев, Сергей Муравьев-Апостол, безуспешно старавшийся поднять восстание на юге, Бестужев-Рюмин и Каховский были повешены (еще и это была «милость» Николая: суд приговорил сначала их к четвертованию). Более сотни человек было сослано в Сибирь, многие на каторгу, остальные на поселение. Батенков 20 лет просидел в каземате Петропавловской крепости, что было конечно хуже всякой каторги. Тысячи солдат, участвовавших в движении, были сосланы на Кавказ, где почти все погибли, если не от пуль горцев, так от болезней.
Почему же декабристы потерпели такое поражение? В первую минуту они были гораздо сильнее Николая, у которого был сначала только один батальон пехоты. Конница и артиллерия слушались его очень неохотно: конница отступала при малейшем сопротивлении, артиллеристы долго не могли найти снарядов. Единственный популярный генерал, который у него был, Милорадович, герой «Отечественной» войны, был убит (Каховским) в самом начале, остальных солдаты так же ненавидели, как и самого Николая. Почему же декабристы всем этим не воспользовались? Ответ дали они сами: