Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

Вслед за тем 19 сентября гетман вступил с войском в Москву; он так умел держать в повиновении свое войско и обращаться с русскими, что даже сам суровый патриарх Гермоген начал смотреть на него более дружелюбными глазами. Русские города один за другим присягали Владиславу, кроме некоторых, все еще державшихся вора. Достойно замечания, что Прокопий Ляпунов, в руках которого была вся Рязанская земля, не только без противоречия одобрил избрание Владислава, но послал к Жолкевскому своего сына Владимира, хлопотал о доставке съестных припасов полякам в Москву и был самым ревностным их приверженцем. Бояре по настоянию Жолкевского снарядили послов к Сигизмунду.

Жолкевский недолго оставался в Москве. Сигизмунд был вовсе не доволен договором, постановленным Жолкевским. Сигизмунд не хотел давать Московскому государству сына, а думал сам завладеть этим государством и присоединить его к Польше. Управлявшие им иезуиты не видели для своих планов никакой пользы из того, что Владислав сделается московским царем, когда при этом не дозволено будет ни строить костелов, ни совращать православных в латинство и унию. Полякам вообще не нравилось запрещение давать им староства и должности в московской земле, тогда как они надеялись поживиться при новом порядке вещей. Сигизмунд отозвал Жолкевского из Москвы. В конце октября гетман сдал начальство над войском, оставшимся в Москве, Александру Гонсевскому, а сам выехал под Смоленск, взяв с собой сверженного царя Василия и его жену.

Сигизмунд принял Жолкевского с гневом, с презрением бросил представленный гетманом договор и сказал: «Я не допущу сына моего быть царем московским».

С тех пор пленный царь находился под Смоленском до взятия этого города.

Смоленск защищался упорно благодаря мужеству воеводы Шеина. И воевода, и все смольняне охотно присягали Владиславу, но не хотели ни за что по требованию Сигизмунда сдавать польскому королю русский город, который король хотел присоединить к Польше, тем более что Сигизмунд показывал явное пренебрежение ко всем правам русских и к особам послов, прибывших к нему от всей Русской земли: он приказал заключить их в оковы и отправить в Польшу.

Много приступов к Смоленску было отбито. Наконец 3 июня 1611 года была взорвана часть смоленских стен; поляки ворвались в город. Владыку смоленского Сергия с толпой народа захватили в полуразрушенном соборе; русские бросались в огонь, решив лучше погибнуть, чем терпеть поругание от победителей. Шеин с женой, малолетним сыном, своим товарищем князем Горчаковым и несколькими дворянами заперся в башне и храбро защищался до тех пор, пока один из польских военачальников, Потоцкий, не убедил его сдаться, обещая от короля милость. «Я всем сердцем был предан королевичу, – сказал Шеин полякам, – но если бы король не дал сына своего на царство, то земля не может быть без государя, и я бы поддался тому, кто был бы избран царем на Москве». Сигизмунд не оценил ни прямоты, ни храбрости этого человека. Его подвергли пытке, желая дознаться, где спрятаны в Смоленске сокровища, но не добились ничего. После пытки Шеина отправили в Литву в оковах, разлучив с семьей.

После взятия Смоленска Сигизмунд уехал в Варшаву и приказал везти за собой Шуйского и его братьев. Успехи Польши над Русью произвели радость во всем католическом мире. В Риме празднество шло за празднеством. Иезуиты надеялись, что они теперь достигли своей цели и овладели Московской землей. В Варшаве, как обычно, побаивались, чтобы успехи короля не послужили к стеснению шляхетских вольностей, но дали на время волю патриотическому восторгу и восхищались торжеством своей нации над давними врагами.

Василия с братьями отправили в Гостынский замок, где назначили ему пребывание под стражей. Содержание давали им достаточное, как это видно из описи вещей и одежд, оставшихся после Василия и пожалованных пленным по милости Сигизмунда. Неволя и тоска свели Василия в могилу на следующий же год.

Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский

Движение, поднятое Гермогеном и Ляпуновым, не было задавлено неудачами. Города продолжали переписываться с городами и убеждали друг друга действовать взаимно для спасения веры и государства. Тогда в том же Нижнем Новгороде выступил перед народом выборный нижегородский земский староста Козьма Захарыч Минин-Сухорук, ремеслом «говядарь». На всенародной сходке у собора он говорил народу в таком смысле: «Православные люди, похотим помочь Московскому государству, не пожалеем животов наших, да не токма животов – дворы свои продадим, жен, детей заложим и будем бить челом, чтоб кто-нибудь стал у нас начальником. Дело великое! Мы совершим его, если Бог поможет. И какая хвала будет всем нам от Русской земли, что от такого малого города, как наш, произойдет такое великое дело; я знаю, только мы на это подвинемся, так и многие города к нам пристанут, и мы избавимся от иноплеменников».

Неизвестный художник XVII в. Царевич Владислав, на верность которому присягнули сторонники «Семибоярщины».