Русская история

Красавица собою, мягкого, общительного характера, Елизавета не была деятельным и энергичным человеком. Не лишенная способностей, но отличавшаяся ленью, она не много знала, хотя и говорила по-французски, по-немецки, даже по-шведски.

Нужно заметить, что и учили ее вообще небрежно: мы знаем, что у нее были учителя (преимущественно французы), но знаем, что они были непостоянно. Любовь отца и матери скрасила годы детства и отрочества Елизаветы. У нее только было одно большое горе: она потеряла любимого жениха, принца Карла голштинского, умершего перед свадьбой. При Петре II двадцатилетняя Елизавета имела сильнейшее влияние на племянника. Но она не пользовалась своим влиянием, потому что по характеру и интересам была далека от придворной борьбы и интриг. Со смертью Петра II кончились светлые годы Елизаветы: императрица Анна боялась ее и поставила под строгий надзор. Дочь Петра Великого, чтобы остаться целой должна была вести самый осторожный и скромный, образ жизни. Ее удалили от всех придворных и политических дел, стеснили в средствах к жизни, наблюдая за каждым шагом, за каждым знакомством. Все выдающиеся немцы времени Анны (Миних, Остерман и другие) были ей враждебны, потому что видели в ней человека, способного стать (и не по своей воле) во главе народного движения против немцев. Но Бирон, как это ни странно, был расположен к Елизавете, довольный тем, что она с почтительностью относилась к нему и к императрице. Однако его личное расположение мало помогало Елизавете; ей оставалось замкнуться в тесной сфере своего частного хозяйства, в узком кружке близких к ней, состоящих при ее дворе лиц. Юношеская резвость Елизаветы пропала. Отсутствие широкой деятельности не тяготило ее бездеятельную натуру; склонность к веселью удовлетворялась скромными увеселениями в близком кружке. В этом кружке Елизавета нашла крепкую сердечную привязанность в лице Алексея Григорьевича Разумовского, нашла преданных лиц в своих камер-юнкерах братьях Шуваловых и Воронцове. Можно думать, что если бы Елизавету оставили в покое, она никогда не решилась бы выйти из узкой сферы своего быта, где главным ее горем была не потеря придворного значения, а недостаток денежных средств. Однако ее в покое не оставили.

В регентство Бирона Елизавета могла ждать улучшения своего положения; и действительно, ее содержание было увеличено, но Бирона свергли, и на его место стала женщина, боявшаяся всего потомства Петра Великого; для Анны Леопольдовны и ее сына были страшными соперниками и дочь Петра Елизавета, и внук его Петр-Ульрих голштинский, потому что они имели не менее прав на престол, чем император Иоанн Антонович. За дворцом Елизаветы начали следить внимательно, желая уничтожить ее планы на престол, думали отдать ее замуж; с Елизаветой вообще обращались так, что сами наводили ее на мысль о политических ее правах. О необходимости осуществить эти права и взять престол заговорил в то же время с Елизаветой и Шетарди через ее доктора француза Лестока, который имел на Елизавету некоторое влияние. Елизавета была далека от всякого политического риска. Несмотря на то Лесток и сам Шетарди употребляли всю свою ловкость, чтобы склонить ее на переворот. И можно сказать, что их старания были бы напрасны, если бы Елизавета не видела себе поддержки среди русского общества, недовольного немецким правительством: и народ, и гвардия стали высказывать Елизавете свою обычную преданность все настойчивее и горячее. В гвардии шло сильное брожение в пользу Елизаветы, о котором она знала. Но ни Шетарди, ни Лесток, ни другие близкие к Елизавете люди не могли, конечно, руководить движением гвардии, потому что они не имели к ней отношения. Не было таких лиц и в самой гвардии. Поэтому во главе движения должна была стать сама Елизавета, но учитывая ее характер, Шетарди трудно было достигнуть этого. Между тем время шло, интрига Шетарди и гвардейское движение становились все более известными правительству. Остерман предостерегал правительницу, от австрийского двора шли такие же предостережения, но Анна Леопольдовна ограничилась тем, что наивно открыла Елизавете существующие подозрения. Это побудило Елизавету действовать решительнее, тем более, что гвардия должна была выступить в поход против Швеции. Все близкие к Елизавете люди (Разумовский, Воронцов, Шувалов и Лесток), составив как бы придворный совет 24 ноября 1741 года, настояли на немедленном исполнении давно задуманного переворота. Елизавета решилась сама стать во главе преданных ей солдат, побуждаемая опалою от правительницы.

В ночь 24–25 ноября Елизавета приехала в казармы гренадерской роты Преображенского полка и с помощью гренадер произвела с чрезвычайною легкостью государственный переворот. Правительница со всей ее семьей была арестована в Зимнем дворце и перевезена во дворец Елизаветы. В своих домах были арестованы Остерман, Миних, Левенвольде, Головкин и другие близкие к правительнице люди. Остальные немедленно явились поздравить новую императрицу, и в числе их сразу стал на виду вернувшийся из ссылки А.П. Бестужев-Рюмин.