Русская история

Так, из двух наиболее ранних известий о Москве одно настолько неопределенно, что само по себе не доказывает существования города Москвы в 1147 году, а другое хотя и очень определенно, но не может быть принято за доказательство того, что город Москва был основан в 1156 году. Поэтому трудно разделять тот взгляд, что время возникновения Москвы-города нам точно известно. Правильнее в этом деле опираться на иные свидетельства, с помощью которых можно достоверно указать существование Москвы только в семидесятых годах XII века. При описании событий, последовавших в Суздальской Руси за смертью Андрея Боголюбского, летописи впервые говорят о Москве как о городе и о «москьвлянах» как ее жителях. Ипатьевская летопись под 1176 годом (6684) рассказывает, что больной князь Михалко, направляясь с юга в Суздальскую Русь, был принесен на носилках «до Куцкова, рекше до Москве»; там он узнал о приближении своего врага Ярополка и поспешил во Владимир «из Москве» в сопровождении москвичей. «Москьвляни же, – продолжает летописец, – слышавше, оже идет на не Ярополк, и взвратишася вспять, блюдуче домов своих». В следующем, 1177 году (6685) летописец прямо называет Москву городом в рассказе о нападении Глеба Рязанского на князя Всеволода: «Глеб же на ту осень приеха на Москве (в других списках – Москву) и пожже город весь и села». Эти известия, не оставляя уже никаких сомнений в существовании города Москвы, в то же время дают один любопытный намек. В них еще не установлено однообразное наименование города: город называется то Московь, то Кучково, то Москва; не доказывает ли это, что летописцы имели дело с новым пунктом поселения, к имени которого их ухо еще не привыкло? Имея это в виду, возможно и не связывать возникновения Москвы с именем князя Юрия. Легенды о начале Москвы, собранные Карамзиным, не уничтожают такой возможности – их нельзя эксплуатировать как исторический материал для изучения событий XII века.

Так, оставаясь в переделах летописных данных, мы приходим к мысли о том, что факт основания Москвы-города в первой половине или даже в середине XII века не может считаться прочно установленным. С другой стороны, и торговое значение Москвы в первую пору ее существования не выясняется текстом летописей. Если вдуматься в известия летописей о Москве до половины XIII века (даже и позже), то ясна становится не торговая, а погранично-военная роль Москвы. Нет сомнения, что Москва была самым южным укрепленным пунктом Суздальско-Владимирского княжества. С юга, из Черниговского княжества, дорога во Владимир шла через Москву; именно Москва была первым городом, который встречали приходящие из Юго-Западной Руси в Суздальско-Владимирскую Русь. Когда по смерти Боголюбского князья Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич пошли на север из Чернигова, именно в Москве, на границах княжения Андрея Боголюбского, встретили их ростовцы. Они звали Ярополка дальше, а Михалку, которого не желали пускать внутрь княжества, они указали: «Пожди мало на Москве». Ярополк отправился «к дружине Переяславлю», а Михалко, не слушая ростовцев, поехал во Владимир. Москва здесь рисуется как перекресток, от которого можно было держать путь и в Ростов, на север, и во Владимир, на северо-восток. Внутренние пути Суздальской Руси сходились в Москве в один путь, шедший на юг, в Черниговскую землю. Через год Михалко, выбитый из Владимира, опять идет из Чернигова на север по зову владимирцев. Навстречу ему выходят и владимирцы, его друзья, и племянник Ярополк – его враг. Первые хотят его встретить и охранить, второй желает не допустить его в занятую Ростиславичами землю. При разных целях враги спешат в один и тот же пункт – в Москву. Очевидно, в данном случае встречать Михалка всего удобнее было на границе княжества, с какой бы целью его ни встречали. Когда наконец Михалко и брат его Всеволод укрепились прочно во Владимире, князь черниговский Святослав Всеволодович, отправил к ним их жен, «приставя к ним сына своего Олга проводити их до Москвы». Проводив княгинь, Олег вернулся «во свою волость в Лопасну». Здесь опять не требует доказательств пограничное положение Москвы: княгинь проводили до первого пункта владений их мужей. Все приведенные указания относятся к 1175–1176 годам. Не менее любопытен и позднейший факт. Князь Всеволод Юрьевич, затеяв в 1207 (6715) году поход на юг, на Ольговичей («хочю поити к Чернигову», – говорил он), послал в Новгород, требуя, чтобы сын его Константин послушался и «дождася отца на Москве». На Москву пришел и сам Всеволод и, соединясь там со своими сыновьями, «поиде с Москвы... и придоша до Окы», которая была тогда вне пределов Суздальского княжества. В этом случае Москва ясно представляется последним, самым южным городом во владениях Всеволода, откуда князь прямо вступает в чужую землю, во владения черниговских князей. Пограничное положение Москвы, естественно, должно было обратить ее на этот раз в сборное место дружин Всеволода, в операционный базис предпринятого похода.