Русская историография. Развитие исторической науки в России в XVIII—XX вв

Двадцать лет тому назад новую оценку историософии Толстого дал Исайя Берлин в своей статье «Исторический скептицизм Льва Толстого».

«Толстой, – пишет Берлин, – ощущал реальность в ее многообразии, как совокупность отдельных сущностей, вглубь которых он смотрел с редким проникновением, но сам верил только во всеобъемлющее единое целое».

Берлин подчеркивает то обстоятельство, что Толстой интересовался историей с раннего возраста. С точки зрения Толстого, история – сумма конкретных событий во времени и пространстве. К исследованию истории Толстой подходит в духе антитеологических и антиметафизических мыслителей XVIII века.

Обратимся теперь к самому Толстому. «Предмет истории, – говорит Толстой, – есть жизнь народов человечества. Непосредственно уловить и описать жизнь не только человечества, но и одного народа, представляется невозможным».

Вслед за этим Толстой рассматривает, какие приемы употребляли историки, чтобы «уловить кажущуюся неуловимой жизнь народа».

«Для древних вопросы эти разрешались верою в непосредственное участие Божества в делах человечества». «Новая история отвергла верования древних, не поставив на их место новые воззрения, и логика положения заставила историков, мнимо отвергших Божественную власть царей и Фатум древних, прийти другим путем к тому же самому: к признанию того, что 1) народы руководятся единичными людьми и 2) что существует известная цель, к которой движется человечество».

«Казалось бы, что, отвергнув верования древних о подчинении людей Божеству и об определенной цели, к которой ведутся народы, новая история должна бы была изучать не явления, а причины, образующие ее. Но новая история не сделала этого. Отвергнув в теории воззрения древних, она следует им на практике».

С безжалостным сарказмом Толстой подытожил взгляды и приемы историков в своей сатирической пародии на их рассуждения: