Русская Италия

Они провели в Венеции пять дней, и все это время с лица «адвоката» «Русского балета» не сходила счастливая улыбка. Он любил греться под ласковым итальянским солнышком, устроившись за столиком кафе «Флориан» на площади Святого Марка, и чувствовал себя там как дома. Из суеверия он никогда не позволял своему любимцу проходить между двумя колоннами на Пьяццетте».

После Венеции они приехали в Падую. Лифарь вспоминает:

«Здесь, в Падуе, завершилось мое перерождение красотой и искусством, здесь, в городе святого Антония, был заключен мой вечный союз с Дягилевым».

С этого момента Лифарь начал жить исключительно танцем и Сергеем Павловичем.

Что это была за жизнь? Можно только догадываться, но, похоже, в ней перемешались и ревность Дягилева, и его отеческая забота о Лифаре, и капризы стареющего маэстро, и его стремление довести своего юного друга до совершенства. На страницах книги «Дягилев и с Дягилевым» Лифарь пишет:

«Часто в минуты приливов нежности – таких минут было особенно много в 1925 и 1926 годах, когда казалось, что наша дружба бесконечна, когда из нас обоих никто не думал ни о смерти, ни о горе, ни о конце дружбы, когда казалось, что мир был создан для нас и только для нас, – мой Котушка [так ласково называл Лифарь Дягилева), мой громадный и нежный Котушка, останавливая не только движение, но и движение дыхания и мысли восклицал: «Сережа, ты рожден для меня, для нашей встречи!»

Однако как бы ни хотелось Лифарю оставаться единственным дягилевским возлюбленным, за это право столь же настойчиво, как и он, боролся и другой приближенный Дягилева – Борис Кохно.

Владимир Федоровский пишет:

«Дягилевуехал в Монте-Карло, а Лифарь – в Париж, где вся труппа должна была собраться в начале сентября.

Но, когда 31 августа руководитель «Русского балета», в свою очередь, вернулся в столицу в сопровождении друзей – Антона Долина и Бориса Кохно, – Лифарь сразу почувствовал, что между ним и его возлюбленным вырастает «живая стена». С разговорами с глазу на глаз было покончено. И вот, после проведенных в Италии сладостных мгновений, он оказался погруженным в еще более мучительное одиночество, чем то, которое испытывал в Турине.

Пробудился демон ревности…

Между Лифарем и Борисом Кохно началось жестокое соперничество. В самом деле, последний был не только личным секретарем руководителя «Русского балета», но и влиятельным его помощником, почти что серым кардиналом. Этот умный и красивый, хитрый и энергичный человек сумел обвести Дягилева вокруг пальца и совершенно не хотел, чтобы конкурент уничтожил его влияние. И потому старался отстранить Лифаря или по крайней мере удерживать его на расстоянии».

К тому же незадолго до смерти у Дягилева появился новый и последний друг, семнадцатилетний Игорь Маркевич. И Лифарю уже не стало места рядом с Дягилевым. И все же именно Серж Лифарь будет в 1929 году рядом с умирающим в Венеции Дягилевым. Борис Кохно, которого Дягилев сделал своим секретарем и дал возможность выступать автором либретто его балетов, приедет позже, уже в разгар болезни.

* * *