Русская Италия

«Друг через друга нашли мы — каждый себя и более, чем только себя: я бы сказал, мы обрели Бога. Встреча с нею была подобна могучей весенней дионисийской грозе, после которой все во мне обновилось, расцвело и зазеленело. И не только во мне впервые раскрылся и осознал себя, вольно и уверенно, поэт, но и в ней: всю нашу совместную жизнь, полную глубоких внутренних событий, можно без преувеличений назвать для обоих порою почти непрерывного вдохновения и напряженного духовного горения».

* * *

Закончив работу над диссертацией, Вячеслав Иванов в дальнейшем все свои жизненные интересы сосредоточил на религиозно-исторической и эстетической проблематике, на понимании истории мировой культуры и движения истории как религиозно-мифологического феномена. Он работал в Афинах, посещал Египет и Палестину.

В начале века он вместе с новой женой обосновался в Женеве, где изучал санскрит.

Ранние стихотворные публикации Иванова в русских журналах «Космополис» и «Вестник Европы» остались практически незамеченными. А вот его первый сборник стихотворений «Кормчие звезды», вышедший за счет автора в Петербурге в 1903 году, критика встретила вполне благожелательно.

Владимир Сергеевич Соловьев

Одновременно Вячеслав Иванов продолжал разрабатывать свои философско-религиозные исследования, связанные с античностью. Весной 1903 года в Высшей русской школе общественных наук в Париже он читал об этом курс лекций и там познакомился с поэтом В. Я. Брюсовым, с которым у него надолго завязались дружеские отношения.

Летом 1904 года Вячеслав Иванов с женой гостили в кругу московских символистов, где поэт и философ быстро приобрел заслуженный авторитет. В Москве он познакомился с Б. Н. Бугаевым (Андреем Белым) и К. Д. Бальмонтом, а в Петербурге — с Д. С. Мережковским, З. Н. Гиппиус и А. А. Блоком. Одновременно он начал сотрудничать в московском критико-библиографическом и литературном журнале «Весы», учрежденном В. Я. Брюсовым, надеясь сделать его рупором нового религиозного теургического[9] искусства. Однако его расчеты не оправдались, что, видимо, и побудило его по возвращении в Россию выбрать местом жительства не Москву, а Петербург, в котором ярко разворачивалась общественная деятельность четы Мережковских.

В 1904 году была написана трагедия «Тантал», а в Москве вышел второй сборник лирики Иванова «Прозрачность», радостно встреченный символистами.

В июле 1905 года Ивановы окончательно переехали в Россию, сняв в Петербурге квартиру на Таврической улице, на последнем этаже в башне углового дома. С начала осени «башенные» среды Вячеслава Иванова стали одним из наиболее известных литературных салонов, в котором перебывал практически весь цвет богемно-интеллектуального Петербурга. Вместе с философами и учеными сюда приходили писатели и поэты, артисты, художники и музыканты. Часто приезжали гости из Москвы, среди них композитор Михаил Гнесин, музыкальный критик Эмилий Метнер, московские символисты Валерий Брюсов и Андрей Белый.

В 1907 году вышел третий поэтический сборник Иванова «Эрос».

* * *

А 17 октября 1907 года в Загорье, в дальнем поместье Могилевской губернии, куда чета Ивановых уехала на лето, от скарлатины умерла Лидия Дмитриевна, его жена, возлюбленная, друг и литературный единомышленник. Внезапная смерть близкого человека стала тяжелым ударом для Иванова, и вместе с тем она же явилась переломным моментом в его творчестве и духовных исканиях: он глубоко ушел в теософию и мистику.

Через много лет после смерти жены Вячеслав Иванович напишет:

«Боль смертная той смерти все жива».

Максимилиан Волошин утверждает, что Лидия Дмитриевна умерла прямо в объятиях Иванова. Такое скоро не забывается, если забывается вообще. После смерти любимой жены Иванов написал 42 сонета (столько лет было ей, когда она умерла) и 12 канцон[10] (столько лет они прожили вместе).

После кончины жены Вячеслав Иванович был неутешен в своем горе, а его старшая падчерица Вера, дочь Лидии Дмитриевны от первого брака, была так похожа на мать. Это трудно понять, но в Вере поэт видел лик покойной, ее отсвет. Каждую ночь она являлась ему в снах, беседовала с ним, давала советы. А в одно из таких посещений «завещала» ему свою дочь, сказав: «Дар мой тебе дочь моя, в ней приду». А может быть, и не «завещала». Может быть, несчастный вдовец просто чувствовал мистическую связь с умершей (известно, что он записывал связанные с ней сны и видения) и сам себя убедил в том, что именно покойная супруга велела ему жениться на ее дочери от первого брака.