Русская канарейка. Блудный сын

А больше всего мы хотим, чтобы все было кончено в ту или другую сторону, как это ни жестоко, подумал он. Ибо так всем будет легче. Всем… кроме Магды.

Свернув на Абу-Гош, большую арабскую деревню, широко и без всякого плана разбросанную по склонам холмов, они поехали главной асфальтированной улицей мимо теплиц, закусочных, лавок и гаражей.

Как и любая арабская деревня, эта была застроена домами в причудливом местном стиле, сочетавшем венецианские окна и флорентийские галереи вторых этажей с куполами турецких бань и бетонными столбами, на которых строения выглядели грандиозными курятниками. Припарковались у одного из таких.

Сейчас здесь было пустовато – будний день; но по субботам сюда наведывались гурманы даже из очень отдаленных мест. Ресторан этот лет тридцать держала одна семья, и посторонних тут не было даже на подхвате, даже на самой черной работе. Всем – и в кухне, и на террасе, и в трех залах – заправляли свои: старик с несметной ратью сыновей, племянников и внуков. Все поджарые, сноровистые, с узкими и смуглыми бровастыми лицами; все в белых рубашках и черных брюках. Потому что черкесы, Кавказ, мужчины… рассеянно отметил про себя Натан. Действительно, мусульманское население этой дружественной деревни, по преданию, имело черкесские корни, и потому здешние мужчины никогда не участвовали в боях против Израиля; наоборот, многие даже служили в армии и погибали за страну, и гордились боевыми заслугами и могилами сыновей на военных кладбищах.

За барной стойкой, облицованной иерусалимским камнем, посетителей встречал муж одной из младших дочерей старика-хозяина, видный черноусый мужчина с выправкой председателя адыгейского колхоза советских времен.

И Натан и Шаули тут бывали не раз, обоих хозяева знали в лицо, считая какими-то шишками в МИДе; так что, едва они поднялись по лестнице на второй этаж и показались в дверях застекленной террасы, из внутренних покоев дома был немедленно вызван глава клана, старый Али. Он поспешил к гостям с горделивой приветливой улыбкой и провел их в дальний, самый изукрашенный, сейчас совершенно свободный от гостей «свадебный» зал, где среди зеркал, хрусталя, позолоты, лепнины и прочего густого восточного апофеоза красоты стояли ряды простых деревянных столов без скатертей. Несмотря на раззолоченное великолепие обстановки, Али не терпел «всех этих американских глупостей». Стол должен быть чисто выскобленным – это раз. Второе: салфеток побольше, ибо местная кухня богата ароматным бараньим жиром – разве на него напасешься этих изысканных крахмальных тряпочек! Салфетки – самые простые, бумажные, в алюминиевых коробках с окошком – присутствовали в центре каждого стола: тяни, сколько потребуется.

Закуски тут не менялись со времен Войны за независимость и грешили некоторым избытком перца и уксуса, но хумус и бараньи ребрышки были просто божественны.

Когда парнишка, присланный их обслужить (хозяйский внук или внучатый племянник), был допрошен на предмет что из мяса сегодня особенно удалось, получил указания и испарился, Шаули еще с минуту досказывал, как его дядя мариновал баранину: в вине, с розмарином и кумином. После чего, без всякого перехода, навалившись грудью на стол, подался к Натану и негромко сказал:

– К сожалению, на сегодня мне хвастаться нечем. Хотя, поверь, я вывернулся наизнанку и вывернул всех своих людей. Знаю только, что он все еще жив. Не представляю, что он им скармливает и на чем держится. Разве что арии свои поет…

Он аккуратно вытянул из плетеной корзинки нож и вилку, передал их Натану.

– Возможно, его прилечивают – там же врачей достаточно – с целью обмена или выкупа в будущем.

– Его перевозят с места на место, – буркнул Натан, принимая прибор. – Одно убежище мы засекли по прослушке: соблазнительно близко, деревня Хиам, несколько километров от Метулы. И в моей воспаленной башке сразу взыграл некий молниеносный план… Но в ту же ночь его уволокли в другую бетонированную дыру, и далеко – куда-то в район Ан-Наби Отман, в Бекаа. Их же там сотни, этих дыр. Чуть не под каждым домом и непременно под каждой мечетью: чтобы Аллах слышал стоны неверных… Нам еще повезло с этим их сирийским бардаком: в другое время Кенарь в считаные дни был бы в Иране, а это конец. – Он развел руками: – На глазах у всех прикончить не кого-нибудь, а координатора по связям КСИРа с «Хизбаллой» – это, я тебе скажу… На допросы к нему наверняка уже наведались спецы из Тегерана. Скорей всего, унюхали наш след.

– Не думаю, – возразил Шаули. – По почерку-то – след вовсе не наш. Не взрыв, не пуля… Смотри, ведь что он надумал, затейник: топить котенка. Кустарь-одиночка, одержимый местью. Уверен, он держится именно этой версии: личная месть – пылко, романтично, идиотски наивно… Разве это наш почерк? И потом: о нем же все можно прочитать в Интернете: всё – блеск и позолота, всё – на сцене, на виду. Французский певец, публичная персона…

Натан помолчал и сухо произнес: