Подразумевалось, что Чедрик был кем-то вроде дворецкого-охранника-сторожа и мальчика на побегушках. Он всегда встречал посетителей, деликатно снимая с них плащи-дубленки своими устрашающими ручищами восточного джинна. Но однажды, спускаясь по лестнице, Айя так и застряла на верхней ступени: она увидела, как Чедрик обыскивает двоих чуть ли не в дверях холла; обыскивает буквально, по-настоящему, обхлопывая грудные клетки и промежности. И, надо признаться, гости, судя по их виду, необходимость обыска принимали.
Большая Берта:
— Die sind alle Kasachen, Kasachen, Kasachen![37]
Старуха, конечно, была с большим «казахским» приветом, однако надо признать, что среди посетителей и «деловых партнеров» Фридриха и впрямь довольно много было мужчин с восточной внешностью.
Что касается Берты, уже месяца через два Айя понимала по ее сумбурным морщинистым губам изрядную толику немецких слов, так что из первых рук трижды выслушала историю с убитым русским лейтенантом, с его бесполезно расстегнутой ширинкой и с солдатом Муханом, казахом, который «спасти-то спас, но позже и сам на нее залез, ишь, поганец! А все потому, что дед моей Гертруды, старый Фридрих, чему-то там учил его в казахской норе и адрес в него с детства вбил, наш адрес в Берлине: Бисмаркштрассе, восемь… И тот вроде пошел искать наугад — он, видишь, уважал и любил старого Фридриха. И пришел вовремя, тут ничего не скажешь. И пистолет его стрелял метко. И по-нашему он говорил как родной, хаять не стану. И когда родился этот мой “маленький казах”, он назвал его тоже Фридрихом, уважил память старика, значит, не врал…»
Весь дом в Ноттинг-Хилле был устлан дорогими персидскими коврами — отличная реклама фирмы Фридриха. Да и не реклама — просто обиход. Обстановка дома действительно отличалась изысканным ориентализмом. Никакого чиппендейла, никакого бидермайера, никаких «истинно английских» дубовых панелей. Арабески, оттоманки, инкрустированная слоновой костью и перламутром мебель, большая коллекция первоклассной антикварной меди и бронзы с блошиных рынков Европы, Стамбула и Тегерана. Короче, восточный «винтаж». Ну и ковры, ковры… Ковры в великолепном просторном кабинете Фридриха с арочными окнами во двор…
— Ну тебя с твоей неумолимой глазастостью! — говорил папа.