Русская княжна Мария

Пуля просвистела у самого уха Вацлава. Слова умирающего каторжника, непонятный выкрик Кшиштофа и этот негромкий свист слились в сознании Вацлава Огинского воедино, мигом прояснив всю картину. Он резко обернулся и увидел бледное, искаженное ненавистью лицо кузена и черные точки его злобно суженных глаз. Пистолет в его руке начал медленно подниматься, но пан Кшиштоф не стал ждать: рванув поводья, он развернул лошадь и, вонзив шпоры в ее бока, с громким шорохом и треском скрылся в лесу.

Эпилог

Ранним утром 25 августа 1812 года, когда до начала Бородинского сражения оставалось немногим меньше суток, в избу, которую занимал командующий 1-й армией князь Петр Иванович Багратион, вошел казачий урядник. Он доложил, что близ деревни казаками задержан француз-перебежчик, который хорошо изъясняется по-русски и требует личного свидания с их превосходительством. Немало удивленный такой оказией, князь велел впустить перебежчика.

В избу в сопровождении двух казаков вошел одетый в пыльный и изрядно потрепанный французский мундир молодой человек.

- N-ского гусарского полка корнет Огинский, - представился он, - с донесением к вашему сиятельству.

- N-ского полка? - удивился Багратион. - Этот полк, насколько мне известно, целиком сложил головы под Смоленском.

- Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, не целиком, - возразил молодой человек. - Имею передать вашему сиятельству донесение поручика Синцова, принявшего командование над остатками полка и ныне ведущего партизанскую войну в тылу неприятеля. Знамя полка нами сохранено, следовательно, полк жив. Поручик Синцов испрашивает вашего одобрения на продолжение боевых действий в неприятельском тылу и просит подкрепления.

С этими словами он протянул князю сложенный вчетверо грязноватый листок бумаги, густо исписанный каракулями Синцова. Высоко подняв брови, князь принял бумагу и быстро прочел. Лицо его прояснилось.

- Так вы, стало быть, Огинский... Признаться, наслышан о вас и ваших подвигах. Что касается рапорта, то я доложу главнокомандующему. Думаю, он отнесется благосклонно и подкрепление даст.

- Простите, ваше сиятельство, - почтительно перебил его Вацлав, - вы сказали - главнокомандующему? Надеюсь, это не...

- Не Беннигсен, нет, - с едва заметной улыбкой успокоил его Багратион, - и вообще не немец. Светлейший князь Михаил Илларионович Кутузов.

- Слава богу! - воскликнул Вацлав. - Стало быть, за судьбы кампании можно быть спокойным.

- Экий вы, право, оптимист... Впрочем, вся армия настроена так же, как вы. Что ж, корнет, отдохните, приведите себя в порядок... переоденьтесь непременно, не то как бы вас сгоряча не подстрелили... а в десятом часу, ежели будет желание, пожалуйте на торжественный молебен во славу российского оружия.

- Я католик, ваше сиятельство, - осторожно напомнил Вацлав.

- Бог един для всех, - сказал Багратион. - И потом, мне кажется, вам будет интересно узнать, что буквально вчера к войскам была доставлена чудотворная икона святого Георгия Победоносца, похищенная французами и счастливо возвращенная усилиями некоторых патриотов, в числе коих мне, помнится, упоминали и вас.

- Но как же? - бессвязно спросил ошеломленный Вацлав. - Кто?..

Багратион засмеялся и ласково потрепал его по плечу.

- Одна обворожительная особа, - сказал он, - которой, как мне кажется, будет весьма приятно вас увидеть. Ступайте, корнет. Россия вас не забудет.

...На следующий день, ровно в шесть часов утра, выстрелом орудия наполеоновской гвардейской артиллерии началось Бородинское сражение. Вацлав Огинский дрался в первых рядах и счастливо пережил великую битву. Через неделю, простившись с княжной Марией Андреевной, которая уезжала в свое имение в Ростове, поручик Огинский во главе казачьей сотни отправился обратно в неприятельский тыл, где успешно соединился с партией Синцова. Самого Синцова Вацлав, увы, не застал: поручик был убит наповал во время атаки на неприятельский транспорт и похоронен с воинскими почестями на деревенском погосте. Гусары, провожавшие в последний путь своего командира, рассказали Вацлаву странную вещь: на груди Синцова, рядом с нательным крестом, висел на кожаном шнурке золотой червонец, в самой середине которого была видна расплющенная в блин и намертво впаявшаяся в золото пистолетная пуля.