Русская княжна Мария

Они ехали лесом, держа путь напрямик к одной из лесных дорог, что шла более или менее параллельно столбовой Смоленской дороге. Синцов не хотел, чтобы его курьер подвергал себя излишнему риску, двигаясь по столбовой дороге в самой гуще неприятельской армии. Вацлав не возражал, понимая необходимость такой предосторожности. К тому же, если княжна была жива и как-то ухитрилась сбежать от своих конвоиров, она тоже не стала бы двигаться по Старой Смоленской, где ее легко могли поймать. Вацлав не понимал, откуда у него появилась эта уверенность в том, что Марии Андреевны не было в сгоревшей избе; Синцов, отбросив иносказания, прямо говорил ему, что он принимает желаемое за действительное.

Двигаясь гуськом, лошади спустились в неглубокую, поросшую кустарником лощину. Ехавший впереди гусар вдруг остановился и поднял руку, подзывая спутников к себе. На земле у копыт его лошади белел круг свежего пепла, от которого все еще ощутимо веяло теплом. Пошарив кругом, гусары обнаружили следы временного ночлега небольшой группы вооруженных людей: примятую траву, сломанные ветки и оброненный кем-то промасленный войлочный пыж.

– Догадываешься, кто? – спросил Синцов у гусара, угрюмо разглядывая поданный ему пыж.

– Точно так, ваше благородие, – отозвался гусар. – Они это, басурманы.

– Французы? – удивился Вацлав.

– Да нет, – криво улыбаясь, ответил Синцов, – не французы. Эти, пожалуй, пострашней любых французов будут. Ну, чего спрашиваешь-то, когда они тебя самого дважды чуть было не порешили! Бандиты, разбойники, лесные людишки… Мне один мужик из соседней деревни сказал, что верховодит у них какая-то каторжная рожа – без ноздрей, зато в гусарском мундире и даже с крестом. Дай срок, изловлю и на березе вздерну. Озорует, чертяка, ни своих, ни чужих не щадит. Ох, доберусь я до него!

– Да, – сказал Вацлав, – с таким соседом, пожалуй, не уживешься.

– Вот именно! Ты смотри, корнет, чтобы этот сосед тебе на дороге не повстречался. Бог, говорят, троицу любит, так что гляди в оба.

Выехав на дорогу, они простились, и Вацлав, пришпорив коня, пустил его в галоп.

Был десятый час утра, становилось жарко. Огинский скакал по лесной дороге, зорко вглядываясь в каждый поворот. Он снова был один, предоставленный самому себе, и мог рассчитывать только на себя самого. Округа кишела мародерами и ушедшими в леса крестьянами, кое-кто из которых, как он уже имел случай убедиться, был весьма рад случаю безнаказанно побесчинствовать на дороге. Вскоре ему повстречалось свидетельство одного из подобных бесчинств: прямо посреди дороги лежал труп рыжей кавалерийской лошади – судя по синему чепраку, французской. Вацлав натянул поводья, чтобы как следует рассмотреть показавшуюся ему подозрительно знакомой лошадь. Точно таких же лошадей они с Кшиштофом отбили у встреченных на дороге драгун.

Вацлав заколебался, не зная, что предпринять. Ему казалось, что эта убитая лошадь может пролить какой-то свет на судьбу его бесследно исчезнувшего кузена. В пыли вокруг лошадиного трупа осталось множество следов – и конских, и людских. Присмотревшись повнимательнее, Вацлав по нескольким обломанным веткам определил место, где всадники свернули с дороги в лес. Близ этого места в кустах что-то блестело, и, подойдя поближе, молодой Огинский поднял с земли драгунскую каску с прикрепленным на гребне конским хвостом.

Каска эта только усилила его сомнения. Точно такая же красовалась на голове кузена, когда Вацлав видел его в последний раз, но это вовсе не означало, что Кшиштоф был здесь. Лошадь и каска могли принадлежать совсем другому человеку, действительно служившему в драгунском полку, в форму которого сейчас были по необходимости одеты оба кузена. Такое совпадение, впрочем, казалось маловероятным, и, если бы не письмо Синцова к князю Багратиону, Вацлав непременно предпринял бы расследование этого происшествия, не колеблясь ни минуты.

“О чем это я? – подумал он со стыдом. – Кузен наверняка подвергается смертельной опасности, а я думаю, помочь ему или махнуть на это дело рукой! Письмо? Ну, что же письмо? Письмо есть не просит. Синцов сам предлагал мне отдохнуть до завтра. Значит, никакой особенной срочности в этом письме нет, и я могу немного задержаться”.

Он вернулся к лошади и еще раз внимательно ее осмотрел. Притороченные к седлу кожаные сумки были расстегнуты. Из одной высовывался краешек какой-то темной ткани. Потянув за него, Вацлав вытащил из сумки смятую женскую накидку. У него вдруг сильно забилось сердце, хотя такая накидка могла принадлежать кому угодно.

Решение было принято. Вынув из-за пояса пистолет, Вацлав углубился в лес, ведя в поводу коня и внимательно глядя по сторонам в поисках оставленных похитителями следов.

Глава 17