Русская книга

Жить в этом мире одному – невыносимо. Да вот альтернативы этому, к сожалению, нет. В лучшем случае с тобой будет семья, да и то… Главное, чего всегда хотелось людям, это отыскать тех, кто будут им «свои». Найти то, что сможет связать отдельных людей между собой. Как быть, если в одиночку невыносимо, а не в одиночку – нереально? Может, своими мне будут те, кто принадлежит со мной к одному и тому же социальному классу? Или одной и той же расе? Или кто говорит со мной на одном и том же языке?

Ночью у озера было довольно холодно. Я кутался в джинсовую куртку.

Все это не работало. То есть вообще. Пролетарии всех стран не желали соединяться, арийские народы закидывали друг друга бомбами, а то, что по телевизору принято называть «нациями», в реальности все равно оставалось набором одиноких атомов. Стену не пробить. Каждый из людей с рождения приговорен к одиночному заключению. Совсем-совсем одиночному.

Но если меня никто не любит, то проще умереть, чем тянуть этот кошмар дальше. И люди умирали: бессмысленно проживали свои жизни, ранили всех, с кем сталкивались, посвящали жизни великим целям, которые вовсе не были великими, а потом умирали – словно животные, безо всякой надежды на что-то еще. Умирали, оборачивались на свои жизни, и им казалось, будто каждая биография, это как цепочка следов на песке.

В прошлое воскресенье я сидел с младшим сыном в воскресной школе и слушал, как монашки рассказывают детям о том, во что верит моя церковь. Детям хотелось узнать, что же ответил Бог тому человеку, который оглянулся и увидел позади всего одну цепочку следов. Не две, как должно было быть, а одну.

Я тоже слушал внимательно, ведь важнее этого ответа на свете ничего и нет:

– Где Ты был, когда мне была особенно нужна Твоя помощь?

Улыбнувшись, монашка сказала:

– В такие минуты Я нес тебя на руках.

Ильмень все пытался лизнуть мне кеды. Лето кончилось, а жизнь продолжалась. Детектив мой был дописан, и теперь я знал: ни у кого из нас нет другой родины, кроме Его объятий. И никакой национальности, кроме как быть рядом с Ним. Зато уж эта родина – навсегда. И национальность эта такова, что другой не нужно.

Часов приблизительно в шесть утра я замерз окончательно. Встал, отряхнул брюки от песка и через лес побрел назад к машине.