Русская книга

Guel jargon! обратился он к Степану Петровичу Овсянскому.

Impayable! ответил тот, ничего не слыхав…»Несколько позже в салоне Степан Петрович вспомнит об этой аудиенции:« И потом этот польский язык…, который я, разумеется, опускаю, как совершенно невозможный для передачи&raquo.Аудиенция также не принесла никаких результатов, и наконец бунт созрел. Крестьяне кучей наваливаются на Кулака, срывают с него медаль, отбирают печати. Все уездное начальство едет в Волчью. О Кулаке они говорят «не принял решительных мер&raquo.Приехав первым в Сосновку, исправник Кирилл Семенович Уланов «начал с того, что немедленно послал в соседнее местечко за старой водкой, потом созвал крестьян и, никого и ничего не слушая, надел на Кулака медаль, провозгласив его первым старшиной в губернии. Бунтарей заковали в кандалы, а прокурор резюмировал: «Вы говорите: правда как будто уж лучше правды и выдумать ничего нельзя?»«В тот же вечер в «губернию» была послана эстафета, сообщавшая о благоприятном исходе бунта, а на другой день комиссия отправилась в обратный путь&raquo.Вот тут-то и появляется в романе «третье лицо» Татьяна Николаевна Орлова, провинциальная дамочка с обостренным чувством справедливости. «Орловы люди в этом крае новые отличались независимостью мнений и строгой замкнутостью своей жизни&raquo. Несомненно, что Орлову Н.Ланская списывала с себя.«Татьяна Николаевна, с величайшей горячностью принимавшая к сердцу участь крестьян, ждала прибытия комиссии с болезненным нетерпением. Она прожила в северо-западном крае шесть лет и все ее симпатии легли на сторону белорусского племени, этого смирного, добросовестного, немного ленивого, терпеливого и невзыскательного племени, которое с такой безропотной покорностью несло тяжелое бремя своей жизни » .Белорусы здесь для нее еще племя. Точнее уже племя. Свои администраторы, политики, интеллигенция этого племени либо уничтожены в присоединительных боях, либо, оставив край, подались в Польшу и далее, где ополячились, офранцузились и т.д. Массово «обрусевших» еще не было, еще не выросли. В крае запрещены университеты, повешен домоклов меч сепаратизма, новая администрация преподает свои «уроки восстания»…«Она знала, что только доведенное до крайности притеснение могло истощить терпение этого терпеливейшего народа настолько, чтобы вызвать его на отпор&raquo.Замечательная деталь. Сколько еще будет сделано для поддержания этого стереотипа «терпеливейшего народа» впоследствии! Белорусы самые скромные, смиренные, безответные. Словно сам наш патриотизм это культ собственного убожества. Мол, нас не поймут, не признают за белорусов, ежели не стерпим, не промолчим, ежели высунемся. Так воспитывался этот культ лжи, подобострастия, иждивенчества, комплекс младших…Результаты комиссии не удовлетворяют Татьяну Николаевну, и она решает разобраться во всем сама.«Собрав положительные сведения и цифровые данные, заручившись некоторыми официальными документами, Татьяна Николаевна облегчила свое горе тем, что приготовила корреспонденцию в одну из петербургских газет и написала письмо губернатору…Прошло две недели. О происшествии в Волчьей волости стали понемногу забывать. Гвоздика по-прежнему производил суд и расправу. Кулак был возвращен к должности старшины… а шестеро обвиняемых крестьян сидели в остроге, искупая чьи-то чужие грехи&raquo.И тут, словно гром среди ясного неба, вот она, роль средств массовой информации! письмо Татьяны Николаевны в газете.«Петр Иванович, ударив себя по лбу, воскликнул: