Русская комедия (сборник)

— Но я в первый раз жених, — честно отбивался Роман.

— В первый, да не в последний, — успокоила Глафира и, открыв каюту, прямо с порога кинула Романа, как мячик, прямо на диван.

Вечный студент больше не спорил с Глафирой, но мысленно поклялся Рогнеде, что все равно он — именно ее жених. Если уж не в первый раз, то хотя бы в последний. Колдыбанское благородство, не так ли?

…К ужину пугливые уральские овечки, сибирские козочки, дальневосточные заиньки и колымские паиньки наконец-то успокоились. Мы — тоже. В том смысле, что вряд ли теперь истукан заявится в их каюты: нечего тут уже делать.

Первым на палубу вышел от спасенной пермячки Марфы истинный рыцарь Самосудов. Затем — Молекулов, спасший томскую Анфису. К ним присоединился Безмочалкин — от омской Дарьи. Профанов — от красноярской Прасковьи. И так далее. Последним появился Роман Ухажеров. Ему почему-то казалось, что штормит, и он покачивался от борта к борту. Но колымская Глафира выглядела вполне спасенной. Так что Профанов имел все основания поздравить своего юного друга с удачным дебютом в роли дамского угодника… Нет, не так: спасателя.

Да и все истинные колдыбанцы поздравили друг друга: они совершили еще одно удивительное эпохальное деяние.

— Так вы поняли, в чем истинный смысл нашего совместного мероприятия? — на всякий случай еще раз экзаменовали мы своих союзниц и соратниц. — Во имя Особой Колдыбанской Истины, во спасение родной эпохи, по благословению Волги-матушки…

— Да, поняли, поняли, — заулыбались союзницы и соратницы. — Не первый раз в разводе.

— Вы у нас не были, — пояснили они нам.

— Но когда будем плыть из Астрахани, чтобы были у нас как миленькие! Прямо с утра…

Трубачи трубят, гитаристы бренчат, ложечники так и захлебываются хвалебными трелями.

Операция по спасению на водах транзитных дам прошла успешно и без потерь. Но вдруг… нас как током ударило.

— А кто охранял каюту номер двадцать один? — леденящим ментовским шепотом спросил Самосудов.

— Да, кто спасал Дусю? — ужаснулся Безмочалкин.

— Абсолютно никто! — усилил Молекулов.

— Но ведь это значит, что… — хотел припечатать приговор Профанов, но не успел.

Мы уже мчались к каюте номер двадцать один, проклиная вслух свое легкомыслие. Как же это в наши светлые колдыбанские головы сразу не пришло, что Лука Самарыч тире статуя направится прежде всего к своей симпатии? Ах, какое роковое упущение с нашей стороны! Что увидим мы сейчас за порогом двадцать первой каюты? Просто страшно подумать…

Мы хотели сразу же выломать дверь, но Самосудов (все-таки законник) сначала для порядка постучал. Каково же было наше удивление, когда в ответ мы услышали веселый женский голосок: «Одну минуту!» И действительно, в дверях показалась Дуся.

— Чурбан…

— В смысле монумент…

— Ну, в общем, знаете кто…

— Ищет вас!

— Ищет? — улыбнулась в ответ хозяйка. — Давно нашел.

— И вы живы?

— Я бы даже сказала, живу! — похвалилась уральская елочка.

— А дуб?

— Я бы сказала, еще жив.

Елочка (а судя по острым иголочкам — и сосеночка) мельком глянула через плечо:

— Угощается нашей уральской семгой. И шоколадом закусывает. Все-таки вы, колдыбанцы, — большие оригиналы. Даже в виде дуба.

— Можно взглянуть на него? — попросили мы.

— Ах, нет, что вы! — возразила уралочка. — Он же само воплощение колдыбанской скромности и застенчивости. Сами же знаете…

— Хоть одним глазком, — застенчиво попросил один из нас.

— Ведь он — дубликат нашей славы, — скромно пояснил другой.

— Нам же рассказывать об этом внукам и правнукам, — заверил в чистоте намерений третий.

— Очень хочется повествовать интересно и содержательно, — пояснил четвертый.

— Я вас понимаю, — отвечала уралочка и поднесла пальчик к губам. — Чурбан, в смысле монумент, ну, сами знаете кто… обещал покатать меня по Волге на своем легендарном челне. Примерно через час мы будем на берегу. Только, пожалуйста, чтобы он вас не заметил…

— А вы, пожалуйста, проследите уж, чтобы он не упал в набежавшую волну, — попросили мы.

— Потому что плавает он только топором.

— Да и то в положении руками по дну.

— И водолазам его ни за что не достать: живот непреподъемный.

Уралочка закрыла дверь, но…

Продолжение следует…

* * *

Откровенно говоря, мы вовсе не собирались идти на берег, чтобы посмотреть, как дуб-истукан ухаживает за елочкой-шалуньей. Чего смотреть-то? И так уже ясно: не подведет.

Мы зашли в «Утес» лишь для того, чтобы достойно завершить этот удивительный день, то есть поднять вверх стаканы. Но тут Геракл стал, как всегда, донимать нас своими вопросами.

— А что представляет собой жена Луки Самарыча? Ревнивая? Скандальная?

— С какой стати нас это должно интересовать? — удивились мы. — Жена Луки Самарыча — обычная смертная. В ее жизни и деятельности нет абсолютно ничего выдающегося. Она ни с какого боку-припеку не входит в легенду. И поэтому не является предметом для исторических исследований. Не так ли?

— Так, — подтвердил громогласно Геракл. — Так-растак!

— Кого вы эдак? — подивились мы.