Русская комедия (сборник)

Ах, да! Ты ведь уже знаешь, что бесстрашный Лука Самарыч отправился по примеру Геракла на беспримерный эшафот. Уже, небось, ты и всхлипнул по этому поводу. А теперь вот голову ломаешь: какую же такую быль под эту легенду мы сотворять будем? Ведь в были тире действительности нет никакого бесстрашного Луки Самарыча, а есть ночной сторож Е. В. Хлюпиков. Неужели его, бедного-несчастного дважды инвалида, придется командировать на тот свет? Это же натуральное смертоубийство!

Вот и спешишь ты, наш читатель, упредить сие ужасное событие. Дескать, дайте врио пинка под зад, и лучшего финала вашей Лукиады не придумают даже Гомер и Гюго вместе взятые.

Спорить с тобою, читатель, — все равно что «Волжскую особую» в треснутый стакан наливать. Но мы никак не возьмем в толк, о чем ты толкуешь. Мы ведь в отличие от тебя удивительных колдыбанских легенд еще не слышали. Пока нам известны только гомеровские байки. Их них явствует, что полубог Геракл погорел на самой обыкновенной девчонке-любовнице. Погорел и в переносном, и в буквальном смысле.

Стало быть, наш Лука Самарыч в очередной раз обошел соперника. Причем в таком наитруднейшем виде спорта, как любовный треугольник. Причем так, что на зависть героям всех времен и народов. Сумел не только остаться целым и невредимым, но еще и семги с шоколадом наелся до отвала.

Остается отметить тире обмыть это радостное событие. Так, чтобы было о чем рассказать внукам и правнукам.

Мы повернулись к трону, то бишь дивану-рыдвану нашего триумфатора, чтобы поздравить его. Но что это? Триумфатор, он же Лука Самарыч, почему-то отсутствовал.

Наверное, Деянира-2 все-таки подвергла его домашнему аресту. Женщины, как мы могли убедиться, почему-то не одобряют тяги своих мужей к елочкам, сосеночкам и прочей живой природе. Даже если вам нравится всего-навсего плакучая ива…

Ну и ладно. Запишем предводителю прогул по уважительной причине и обойдемся без него. На крайний случай, для исполнения представительских функций у нас есть теперь его двойник. По природе — деревянный, но в деле — железный. Антоша его именем уже гвозди вбивает в стулья училкам.

Эх, заживем!

— Соратники по исторической победе! — воскликнул флагманский столик. — Не кажется ли вам, что сегодня дать пить надлежит, несомненно, в одолжение какому-то особому титану тире гиганту, он же змей, а равно дракон?

— Не хочет ли нас угостить тот, кому не годится в подметки даже зловреднейший древнеэллинский деспот и тиран — царь Эврисфей?

— Короче говоря, сам… ну, сами понимаете, кто… сам…

На сей раз запнулись даже наши капитаны.

— Сам… мэр Поросенков!

Чего не осмелились сказать вслух лихие удальцы флагманского столика, ляпнул Роман Ухажеров. Да, глядишь, он и правда поведет все-таки в загс Рогнеду Цырюльникову.

— Подать сюда мэра Поросенкова! — шалея от собственной дерзости, завопил вечный студент. — Он будет иметь дело со мной.

— Как пить дать! — хотел было поддержать его зал, как вдруг…

Раздались звуки скрипки. В смысле страшный скрип. Скрипела, конечно, железная дверь-меломанка, так и не смазанная в силу нашей особой занятости. Мотив, который она исполняла, был совершенно незнакомым и загадочным. Даже волжский Бах, он же Бетховен, а заодно Сергей Прокофьев и Арам Хачатурян, то есть мент со свистком, недоуменно пожал плечами.

Тем временем в двери показался багор, а затем — Молодецкий курган. Затем дверь, поднатужившись, вытолкнула перед лицо коллектива самого врио.

На нем буквально не было лица. Он чуть не плакал.

— О, мои верные соратники! Мне стыдно…

Мы ждали продолжения знаменитой фразы. Вот сейчас супер-пупер выдаст «Мне стыдно за вас», а мы ему в ответ с особым смаком поднесем ответную любезность. Дескать, а кто это к нам пожаловал: Лука Самарыч или его дубовый двойник-истукан? Вы ведь — как две капли воды. Предъявите, инкогнито, свой документ!

Милая шутка, не правда ли? Но мы услышали нечто новое.

— Мне стыдно… за себя, — выдохнул Молодецкий курган.

— Стыдно за себя? — удивились наши асы. — В каком смысле?

— Стыдно за себя, Лука Самарыч, нормальным людям бывает перед начальством. Иногда — перед женой. Говорят, что будто бы стыдно за себя бывает еще и перед зеркалом. Но лично мы в это не верим.

— Так или иначе, чтобы не сгореть от стыда, необходимо принять адекватные меры, — продолжал флагстол. — Если вдруг стыдно перед женой, то лучше всего на нее накричать. Стыдно перед начальством — пусть уж оно накричит на вас. Ну а если уж вас пытается пристыдить зеркало, надо просто повернуться к нему спиной.

Но главудалец, кажется, не слышал нас. Он стоял посреди зала, как монумент, к которому водят толпы в дни торжеств и бед народных. Мы жаждали торжеств. Монумент почему-то упорно жаждал бедствовать.

— О мои верные соратники! — всхлипнул он. — Знаете ли вы, что рассказывают про нас наши достопочтенные земляки?

Он тяжело вздохнул и в абсолютной тишине, нарушаемой лишь грозным воем натовских суперистребителей тире колдыбанских мух, поведал нам, о чем сейчас толкует и судачит весь Колдыбан. То есть пересказал всякие небылицы, вымыслы и домыслы.