Русская корлева. Анна Ярославна

Загадочная Россия все больше привлекала короля бедной и маленькой Франции. Породнение с Россией, как считал Генрих, сулило ему многие блага, укрепляло его власть и военную мощь. Король верил, что миролюбивый великий князь не откажет ему в помощи, если королевский домен окажется под угрозой уничтожения. Да, Россия далеко, но Ярослав пошлет своих воинов, и они рано или поздно придут на берега Сены. И Генрих спросил:

— А что, у великого князя большое войско?

— О том не спрашивал, сир. Я ведь не шпион. Правда, однажды я видел дружину Ярослава. В ней тысяч пятнадцать воинов. И все как один — богатыри.

Тут Бержерон малость преувеличивал, и он это знал, да как не похвалить Ярославову рать, ежели скоро князь будет тестем его короля.

— Да Бог с ним, с войском, — заметил король. — Нам пока надо думать о другом.

Генрих отпил из кубка вина и подумал, не спросить ли Бержерона, как богат князь россов? Много ли даст приданого? Сам он был беднее всех своих сеньоров. Безденежье мучило короля. И будь у него в избытке золотые монеты, он бы нанял войско и заставил брата, принца Роберта, покорно служить ему. Он бы и других сеньоров привел к повиновению во имя блага Франции. И конечно, вытеснил бы англичан с юго-запада державы. А германцев он бы не пустил в Лотарингию. Жажда хоть как-то пополнить казну заставила короля все-таки спросить Бержерона:

— А что, великий князь богат?

— Именно богат, — не мешкая ответил Пьер. — Все народы, все города исправно платят дань и налоги, снабжают всем нужным дружины, когда Ярослав собирает их под свое знамя. К тому же Ярославу досталось большое наследство от отца, великого князя Владимира Святого. Был я на пиру у Ярослава. Столы на триста человек были уставлены золотой и серебряной посудой, золотыми приборами.

— Ну а приданое своей дочери он приготовил?

Задавая этот вопрос, Генрих испытывал неловкость. И все-таки он должен был знать, за кем и за чем охотится.

— Я видел, как провожали в Норвегию дочь Ярослава Елизавету. Более десяти колесниц богатства увозила она из Киева. Только три воза шуб, мехов, ковров персидских ушло с нею. А сколько золотых и серебряных монет, драгоценных камней, жемчуга, парчи, золотых и серебряных кубков, братин, ваз — того не счесть.

Генрих посмотрел на Бержерона с сомнением. Он уже захмелел от выпитого вина и, по мнению короля, был способен все преувеличивать. Однако Генрих ни в чем не упрекнул Пьера. К тому же и оснований не было. Такая огромная страна должна быть богатой, счел король, и потому его супружество с княжной Анной будет только во благо ему.

— Да хранит Господь князя россов и его семью, — завершая беседу, произнес Генрих.

Король был доволен путешествием Бержерона. Он даже не пожурил его за то, что Пьер поступил на службу к великому князю. Да и с чего бы, если это на пользу Франции. И все, что Бержерон рассказал, внушало радужные надежды. Но пора было подумать и о другом, не менее важном, чем согласие князя Ярослава Мудрого отдать ему в жены свою дочь. Прежде чем отправить на восток послов просить официально руки княжны Анны, Генриху нужно было получить благословение папы римского. Было же, когда палы перекрывали ему путь. После первого запрета папой римским Бенедиктом Девятым Генрих просил нового папу — Григория Шестого, но и тот запретил ему искать невесту среди принцесс Германии, Италии и Франции, находящихся в родстве до седьмого колена. За минувшее время на престоле церкви в Риме сменилось еще три папы. Теперь там сидел папа Дамас Второй, баварец. К тому же Генрих знал, что и папа Дамас едва держится. В эту пору упорно и умело стремился к папскому престолу епископ Бруно, эльзасец из рода графов Эгистейм Дагебургских. Честно признаваясь себе, Генрих боялся Бруно. И причины у него были серьезные. Знал он, что ежели Бруно достигнет престола, то ему, королю Франции, не избежать неприятностей от этого человека, потому как тот был под влиянием матери Генриха, вдовствующей королевы Констанции. И Генрих решил поторопиться с отправкой послов к папе римскому Дамасу Второму.

Посильно наградив Бержерона, король призвал камергера Матье де Оксуа и приказал ему найти каноника-канцлера Анри д’Итсона:

— Вели ему сегодня же явиться ко мне.

В эти часы каноник-канцлер Анри вел службу в кафедральном соборе Святого Дионисия. Закончив ее, он отправился во дворец и предстал перед королем.

— Государь, сын мой, я слушаю тебя, — едва переступив порог королевского покоя, сказал Анри д’Итсон.

— Любезный канцлер, я назначаю тебя главой миссии к папе римскому Дамасу. Возьми с собой нужных служителей церкви и постарайся через день отбыть в Рим.

— Государь, сын мой, в чем причина такой поспешности? Я просто не готов к такому дальнему путешествию.

— Соберись, святой отец, с силами. Мне не на кого больше положиться. Только тебе я доверяю эту тайную миссию и требую хранить ее мотивы, пока не окажешься пред лицом папы и не изложишь моих причин, побудивших его потревожить.