— Вадик! А пока ты по палубе шлялся… — Таня метнула острый взгляд на Измайлову. — Ах, как вкусно!… Ко мне опять немцы заходили… Ну те… Из парфюмерной фирмы… Как ее?.. «Крюгер»… Или «Крамер»… Подарили набор духов и туалетной воды. Очень мило! В общем они контракт предложили. Очень выгодный. Я обещала подумать.
— Это ты зря, крошка. Тебе не нужно думать. Думаю я.
— Ну Вадик!
— Твои немцы жмутся из-за каждой марки. Нужно выждать паузу. Тогда они сломаются и предложат настоящую цену. Так что ты больше не думай. И не разговаривай с ними. Улыбайся. Улыбка тебе к лицу.
— Вадик, а хочешь клубничку? Давай, давай — ам!
Музыка в этот момент смолкла, и игривая фраза красавицы прозвучала неестественно громко и фальшиво. Аня вздохнула и посмотрела на сцену.
Выступал тот самый официант в костюме индейского вождя. Измайлова сразу узнала его: именно он принес для этой куклы блюдо с клубникой. Странно, что артист выполнял функции официанта, но с корабельными порядками Аня была слабо знакома, поэтому не обратила на эту странность никакого внимания.
Выглядел Чингачгук достаточно эффектно. Расшитый бисером костюм, бахрома на рукавах, пышный головной убор из орлиных перьев… Аня тут же запечатлела его на пленке. Но еще более впечатляющим было его умение владеть холодным оружием.
Он протягивал публике ножи, предлагая попробовать остроту лезвий, а затем метал их, перерезая нити воздушных шариков, и шарики взлетали к самому потолку; он сбивал пламя со свечей одним метким броском — короче, всячески доказывал зрителям, что их не водят за нос, что все это не фокус, не обман: в руках у него самые настоящие ножи из самой настоящей стали.
А потом, когда публика поверила, на сцене появилась одна из девушек-танцовщиц. Она встала возле круглого щита, раскрашенного в виде мишени, и положила себе на голову яблоко. Тревожная барабанная дробь, тишина, в руке Чингачгука таинственным образом появляется стилет — бросок… И яблоко оказывается пригвожденным к щиту.
Зал разразился овациями. Пожалуй, так не аплодировали даже «мисс России». Та нахмурилась, но сделала вид, что ее не интересует ничего, кроме клубники.
— Вадик! Налей мне еще шампанского.
— Сейчас, сейчас… Давай досмотрим. Это же просто невероятно!
— Ну Вадик!
— Говорю же, сейчас!
Девушка-танцовщица стояла, раскинув руки, у круглого деревянного щита в форме мишени, а Чингачгук метал в нее свои длинные ножи. В полной тишине зала было слышно, как ножи ударяют в щит. Бум, бум… Они вонзались так близко от танцовщицы, что, наверное, та чувствовала холодок лезвия.
Раз, два, три, четыре…
Чингачгук почти не метился — жонглировал ножами, а потом один за другим посылал их в цель. Лезвия мелькали без остановок, быстро, словно автоматная очередь. Уследить за ножами было почти невозможно. Только слышно было, как они глухо ударяют в щит, и каждый раз щит чуть заметно содрогался.
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Вдруг забила тревожная дробь барабана. Циркач подошел к круглому щиту и раскрутил его. Оказывается, девушка была привязана к щиту. Она начала вертеться, и теперь уже не ножи, а раскрашенные томагавки начали с потрясающей скоростью ударять вокруг нее.
— Не смешно, — наморщила носик Таня Кустодиева. — И очень даже глупо. Он может порезать ей кожу. Шрамы остаются на всю жизнь. Верно, Вадик?
— Он может порезать не только кожу. Он может ее всю на лоскутки раскроить. Так что закрой ротик и смотри.
— Фи!.. Грубиян!
Вот томагавки закончились, в ход пошли оперенные дротики, затем изогнутые кинжалы с двумя лезвиями, затем какие-то жуткие шары, похожие на морских ежей… За лесом рукояток девушки уже не было видно, а Чингачгук доставал из ящика все новые виды оружия и продолжал демонстрировать свое мастерство. Но вот грянули фанфары. Циркач остановил щит, развязал девушку и, поддерживая ее под руку, вывел на середину сцены. Та, ничего не видя вокруг себя, с ослепительной улыбкой раскланивалась залу.
— Мастер, — с некоторой завистью заметил Оболенский. — Уважаю мастеров. А девушка тоже молодец! И хороша собой!
— У нее ноги кривые, — уверенно сказала Таня.
— Ноги у нее как раз ровные.
— Тогда рожа кривая! — упорствовала «мисс Россия». — Иначе зачем она ее под маской прячет?!
— Так ведь маскарад, — заметила Аня. — Все гости прячут лица под масками. Пока ты не выберешь победителя, никто маску не снимет.
— Ваша клубника! — подошедший стюард поставил на стол блюдо с клубникой. — Что-нибудь еще?
— Но нам уже принесли клубнику, — удивился Оболенский. — Уберите.
— Нет, оставьте! — Таня подвинула клубнику к себе, а пустое блюдо сунула в руки стюарда. — И позовите Алексея Андреевича Шорохова. Скажите ему, что я хочу выбрать победителя бала.
— Будет исполнено!
— Ты не торопишь события? — поинтересовался Оболенский. — Ведь бал еще в самом разгаре!
— Ну и что?! Я — королева, что хочу, то и делаю. А теперь я хочу посмотреть на физиономию той плясуньи, от которой ты в таком восторге. Вот увидишь — она уродина! Эй, Алексей Андреевич! — она помахала рукой конферансье. — Сюда! Да… Подойдите к нашему столику. Я выбрала победителя бала.