Русская красавица. Кабаре

– Глупости! – сопротивляется Дмитрий. – И так идем с опозданием. Эта вальяжность тут не уместна. Я ж отчитывать иду, а не кокетничать… – он напускает на себя суровый вид, локтем вжимает мою ладонь себе в ребра и идет дальше.

– Ну, и где? – останавливаемся за поворотом. Освещенная часть площадки абсолютно пустынна. – Похоже, не одни мы запаздываем. Я все-таки куплю сигарет.

Одергиваю руку так нервно, будто ее сжимали в тисках. Пробираюсь сквозь дорожную пыль и уже спустя миг стучу каблуками по очищенному асфальту. Димка остался почетным караулом у поворота к площадке. Где-то там внезапно раздается рык мотора. Беседую с киоскером нарочито медленно.

– Беги!!! – вдруг истошно орет Дмитрий, выскакивая из-за поворота. – Беги, Маринка!!!

Ничего не успеваю сообразить. Из-за поворота, с глухим рычанием, выскакивают лучи фар. Потом пятятся, стихая. Димка на миг поднимает голову. Вижу отчаянное недоумение в его расширенных глазах. Он хромает, кажется… Рычание вдруг обретает неистовость, фары – пронзительность. Приближаются с немыслимой скоростью. Димка снова бежит… Настигли!!! Бах! Словно картонная кукла, Димкин силуэт вздымается в воздух и отлетает в сторону. В нём ничего человеческого, просто хрупкая, легкая игрушка… С силой врезается в бетонный забор, падает на землю, несколько раз подпрыгивая, словно сдувшийся надувной мяч. Нет!!!

Грузовик, не сбавляя скорости, пролетает мимо.

– Дима!!! Димочка! Ди-и –имка!!! – хриплю внезапно пропавшим голосом. Во второй раз в жизни тяну его имя бессмысленно. Бегу, хотя знаю уже, что вряд ли найду там хоть что-то живое… Падаю на колени, склоняюсь над окровавленным месивом лица. Оно громко дышит. Не знаю, за что схватиться. Боюсь навредить. Отойти тоже боюсь. Кричу бессмысленное:

– Помогите, кто-нибудь! – в киоске напротив мгновенно гаснет свет, и захлопываются ставни. – Вызовите скорую! Эй! – кричу в гулкую равнодушную ночь. Сотовый! Стоп, у меня же есть сотовый! Дрожащими руками лезу в сумочку, топчу кнопки бессмысленно.

– Свинтус! Вызови скорую! – говорю телефону. – Я в Киеве. Да. Правильно, сейчас наберу…

Отключаюсь, набираю названный номер. Требую помощи. Сейчас, немедленно, скорее!

– Потерпи, Димка, – шепчу ему бессознательному. – Они все поняли. Они обещали справиться. Они быстро. Они ж, не наши московские, которые по сорок минут на вызов едут. Они твои – киевские… Помнишь, ты их нахваливал?

– Здесь, сюда! – кричит парнишка из киоска. – Вот они!

Значит, не смылся, а за помощью побежал. Молодец мальчик. Слоновьи ноги сторожей заслонили свет.

– Отойдите, мне так не видно, дышит он или нет! – кричу им.

– Живой, – говорит один из трех. – Тот самый. А рука-то, а? Каково? Номер запомнила?

Это они мне. Какой номер? Бессмысленно сую им в лица свою мобилку.

– Не в себе, – кивают на меня. – Номер грузовика, спрашиваю, запомнила?

Закрываю глаза и молча тону в слезах. Легко, как игрушку, как куклу картонную, одним нажатием на педаль, одним мимолетным касаньем, обратили в свистящее кровавое месиво того, кто мгновенье назад еще крепко сжимал мою руку, дурачился и собирался отчитывать. Легко, как игрушку, как куклу картонную, одним нажатием на педаль…

* * *

Дальнейший текст гадалки проходит сквозь меня. Тяжело. Ох, нелегко переживать все заново. Наказал ты меня Димка этим визитом к гадалке. Наказал. Если всплеска боли моей добивался – получилось. Если нет – то так я тебя и не поняла до сих пор…

– Покроем прошлое. Итоги подведем. – говорит Мадам и украшает крестик тремя кинутыми картами. Червовые туз и семерка лежат наискок, будто гвоздички на могиле. Трефовая дама со скорбным выражением лица покоится рядом. – Счастье было, друзья были, переписка любовная…Покрылось все, – мадам кидает поперек троицы трефовую восьмерку. – раскаянием и муками совести.

Согласно киваю, хотя почти не понимаю сказанного. Сижу, как в тумане, невольно раскачиваюсь вперёд-назад, будто на полном ходу поезда. Сознание анализирует последние слова гадалки. Были? Были муки совести? А сейчас тогда что? Что рвет изнутри отчаянием, что физической болью давит к земле, заставляя горбиться. Нет, они не „были”, они „есть” , и нет от них никакого спасения…

– Успех был, поклонник был, лунная дорожка была, – продолжает Мадам, раскладывая карты ввером. – Покрылось все – ненавистью.

Удивленно смотрю на Ринку. Она все еще прячется за челкой. Плечи мелко подрагивают, будто она озябла или смеется.

– Не верь! – шепчу, привычно не стенсяясь присутствия гадалки. – Не верь! Не было ненависти. Муки совсети – были. Угрызения – да. Ненависти – никогда не было. Не верь…

– Была! – властно перебивает Мадам. – Карты знают, картам виднее. Ты покопайся в памяти, может, найдешь.